Эммануэль Макрон — четвертый президент Франции, с которым довелось лично познакомиться Владимиру Путину за 18 лет пребывания на вершине российской власти. При Жаке Шираке отношения двух стран были теплыми. В 2003 году совместное выступление (при поддержке Германии) против американского вмешательства в Ираке было воспринято Москвой как знак грядущего переустройства миропорядка, которое так и не было реализовано на практике. Отношения Кремля с Николя Саркози достигли пика после посредничества президента Франции в урегулировании молниеносной войны России и Грузии в августе 2008 года.
Как бы то ни было, дальнейшее возвращение Франции в объединенное командование НАТО и ее участие во вмешательстве в Ливии в 2011 году были восприняты Москвой, как начало политики, опирающейся на неоконсерватизм и интервенционизм.
Один из самых серьезных за всю историю кризисов двусторонних отношений произошел при Франсуа Олланде, когда мы увидели аннексию Крыма, санкции, отмену договора на поставку вертолетоносцев «Мистраль» и визита Путина в Париж в октябре 2016 года.
После избрания Эммануэль Макрон породил надежды на улучшение отношений с Россией, осудив «принесенный извне неоконсерватизм» и провозгласив возврат к курсу де Голля и Миттерана. Президент Макрон сформулировал историческую дилемму Европы с Россией: наладить с ней связи или же позволить ей замкнуться в себе? Так, можно ли считать его поездку на экономический форум в Санкт-Петербург шагом в верном направлении?
Препятствия и напряженность
Через год после встречи Эммануэля Макрона и Владимира Путина в Версале в конце мая 2017 года просматриваются противоречивые тенденции. Диалог ведется регулярно и носит открытый характер. Отношения опираются на прочную экономическую основу, несмотря на западные санкции и российские ответные меры. С 2015 года Франция является главным иностранным инвестором в России и крупнейшим иностранным работодателем.
В январе Путин принял ряд французских предпринимателей, чтобы поблагодарить тех, чья готовность работать и вера в рынок страны позволяют разжать тиски санкций. Прекрасным тому примером служит проект «Ямал СПГ» (в нем компании «Тотал» принадлежит 20%): он открывает новые глобальные перспективы для российских углеводородов и в то же время служит мощным политическим сигналом в том, что касается возможности работать в России без использования американского доллара.
На уровне культуры и общества, цифровая платформа «Трианонский диалог» (о ней будут говорить в Санкт-Петербурге) должна укрепить связи между гражданскими обществами двух стран. Президенты, безусловно, отметят позитивные двусторонние сдвиги.
Как бы то ни было, отношения России и Франции не являются исключительно двусторонними или же чисто коммерческими. От президентов ждут в первую очередь заявлений по самым серьезным стратегическим многосторонним вопросам, по которым и будут оценивать успешность саммита.
В этой же сфере препятствия и напряженность сейчас выражены еще сильнее, чем во время встречи в Версале год назад. Урегулирование кризиса на востоке Украины зашло в тупик, а министр иностранных дел Франции Жан-Ив Ле Дриан в марте открыто назвал Россию «страной-агрессором». В настоящий момент нет никаких оснований для обсуждения даже частичного снятия европейских санкций, которое увязывается с выполнением Минских соглашений.
Недоверие
Разногласия по Сирии были подтверждены в апреле ударами Франции, США и Великобритании по Дамаску после химической атаки в Восточной Гуте. Сегодня же было бы нереалистично ждать, что Москва как то изменит позицию по Украине или Сирии.
Нынешний характер российской власти (авторитарный, националистический и консервативный) все сильнее отдаляет ее от европейских ценностей и порождает недоверие, в частности в сфере вмешательства. Время «стратегического и исторического диалога» с Россией, о котором говорил Эммануэль Макрон, судя по всему, еще не пришло.
Слабости западного лагеря
Тем не менее после встречи в Версале наметились возможности для сближения. Как и в иракском вопросе в 2003 году, они являются следствием политики США, чей открыто односторонний подход подрывает трансатлантическую солидарность.
Выход Вашингтона из парижского соглашения по климату, угрозы экстратерриториальных санкций против европейских предприятий, отказ от подписанного в 2015 году договора по иранской ядерной программе — все эти решения расшатывают единство западного лагеря, которое и так уже пострадало от целого ряда факторов, от Брексита до растущего неприятия европейского проекта и подъема популистов.
Макрон оказался не в самой завидной позиции: он осознает слабости западного лагеря, однако опасается демонстрировать их России, которая, по его собственным словам, не преминет воспользоваться ими. Президент Франции, безусловно, не будет разыгрывать из себя одинокого всадника с Москвой, как бы ни складывались его отношения с Вашингтоном и европейскими столицами.
Как показала его недавняя поездка в США, он не оставит попыток вразумить трудного американского союзника и решить проблемы в трансатлантической паре без привлечения третьих сторон в качестве арбитра. Приписанное России отравление бывшего двойного агента в Англии также подтвердило приоритетность европейской солидарности по отношению к Москве, даже ценой обоюдного выдворения дипломатов.
Привилегированный посредник
Таким образом в обозримом будущем не видно перспектив «перезагрузки» отношений с Россией, а поле для маневра у Франции ограничено вышеупомянутыми соображениями.
Парижу остается работать над тем, чтобы избежать обострения отношений в настоящий момент и подготовить задел на будущее, в полной мере сыграв роль ответственной державы, которая уважает многосторонний подход, международное право и значимость Совбеза ООН, несмотря на поведение двух великих держав.
Подобная позиция может успокоить Россию, так как, хотя и далека от потворства, одновременно с этим не подразумевает простого следования за курсом США. Все это должно позволить Франции продолжить, как и в эпоху холодной войны, играть роль привилегированного посредника при любых обстоятельствах и одновременно с этим поднять собственный ранг на международной арене. Ближайшим испытанием для нее станет иранский вопрос.
