Одесса — В эксклюзивном интервью УНИАН известный режиссер Сергей Лозница поделился своим видением событий на востоке страны, рассказал, почему творчество не может быть аполитичным, а также о трудностях, с которыми столкнулся во время работы над фильмом «Донбасс». В рамках девятого Одесского международного кинофестиваля с аншлагом прошла украинская премьера картины «Донбасс» Сергея Лозницы. В Одессе режиссер лично представил свой новый фильм, ранее получивший премию за лучшую режиссуру в рамках программы «Особый взгляд» Каннского кинофестиваля. Кинолента, состоящая из тринадцати новелл, снятых на основе реальных событий, вызвала у зрителей бурю эмоций. Это не удивительно: события на востоке Украины — болевая точка. Режиссер поделился с УНИАН своим видением событий на востоке страны и рассказал о трудностях, с которыми столкнулся во время работы над фильмом.
УНИАН: Некоторые зарубежные критики, видевшие ваш фильм в Каннах, назвали «Донбасс» черной комедией… Вы согласны с такой формулировкой?
Сергей Лозница: Это, скорее, трагифарс, в нем — элемент гротеска в некоторых эпизодах. Это то, что меня поразило, когда я смотрел все эти видео на «Ютубе», снятые неизвестными авторами. Сняты они были в 2014 — 2015 годах, в период начала смены власти, начала войны. Поразило меня то, что с одной стороны это выглядит как какой-то карнавал, дурная комедия, с другой — трагическая история. Люди страдают при этом… И все это связано, не разделено, и непонятно, как к этому относиться. Это интересное явление, которое также меня заинтересовало, кроме того, что я хотел бы рассказать о происходящем там.
— У людей неоднозначное отношение к ситуации на востоке Украины. Каково ваше личное мнение?
— Самая настоящая война. Она возникает на территории, на которой общественные связи, институции полностью разрушены. На территории, на которой возможно быть аморальным, и все это принимают как норму. На территории, где нет закона, где закон — оружие… То, что это произошло именно там, не случайно — у территории есть определенная предыстория. Сколько театров, например, в городе Донецке? Когда они появились? В 30-е годы 20 века. Что там было раньше? Это же было гуляй-поле…
— То есть, причина случившегося — недостаток культуры?
— Что было самым сложным во время работы над фильмом?
— Организовать съемки. Они проходили недалеко от прифронтовой территории — в Кривом Роге Днепропетровской области.
— Как местные жители отнеслись к работе съемочной группы? Были же определенные декорации, символика, говорят, кто-то даже хотел снести ваш постановочный лагерь «антимайдана»…
— Об этом не знаю. Никто не хотел сносить. Отношение было очень доброжелательное, и я ничего не боялся, но те, кто живет в Украине, и те, кто участвовал в съемках, опасались надевать «колорадские» ленточки. Боялись, что люди не будут их носить и играть с ними. Но это же — ерунда… Это же кино, а не реальная жизнь. И вообще, очень талантливые, потрясающие люди с нами работали. Около двух тысяч человек в массовых сценах и сто актеров, которые произносят тексты. Из них тридцать — профессиональных и семьдесят, которых я пригласил на съемки (в том числе, «людей из народа» и участников АТО — прим. ред.).
— Вы общались с людьми, которые реально пережили конкретные события на Донбассе?
— Когда проводил кастинг непрофессиональных актеров, кастинг массовки, встречался почти со всеми. Общался по 10 минут с каждым. Человек шестьсот я так принял. Шестьдесят человек в день по 10 минут. Десять дней. Вот так вот они проходили. Мне просто очень интересно было, чем каждый из них живет, что его волнует, что он думает о происходящем. У большинства — боль, страдание… Я объяснял, о чем картина, и очень многие захотели участвовать.
— При общении с ними, что вас больше всего впечатлило?
— Общая подавленность, понурость… Ситуация очень сложная, преобладает безысходность — это сразу видишь и чувствуешь. Ощущаешь как от увиденного, так и в общении с людьми. Над головой мечом висит война — Кривой Рог не так далеко… Там есть батальон «Кривбасс», базируются военные части. И пока мы снимали фильм, в город доставили нескольких украинских солдат — привезли хоронить. Это все ужасно. И, когда все время такой фон, он сам по себе разрушителен. Нерешение проблемы разрушает, в силу существования этой проблемы во времени. Разрушает внутри всю субстанцию жизни.
— От разных актеров, режиссеров слышала две противоположные точки зрения: одни говорят — искусство должно быть над схваткой, другие, что нужно иметь свою точку зрения. Каково ваше мнение?
— Категорически не согласен с аполитичностью. Невозможно делать аполитичные фильмы, в принципе. Можете не обращать внимания на это, но все равно картины куда-то, к какому-то берегу прибьются. Это же искусство, которое апеллирует к массам людей, а люди живут в обществе. Если посмотреть на всю историю советского кинематографа… Просто не так давно натолкнулся на эту мысль, посмотрев фильм, который называется «Реконструкция». Это и произведение искусства, и художественное высказывание и политический стейтмент. Французская кинематография — не только про любовь. Есть очень много фильмов, Мельвиля, например (Жан-Пьер Мельвиль — знаменитый французский режиссер и сценарист — прим. ред.). Очень много фильмов говорят о чем-то важном. «Полет над гнездом кукушки» — тоже политическое заявление и произведение искусства. Не могу сказать, что «Психо» [Альфреда Хичкока] — не политический стейтмент. Потому что Хичкок, вообще-то, говорит о принципе правосудия, а это — уже политика. Он говорит, что, с одной стороны, когда человек совершает преступление, — психо. А потом, когда мы его судим, он — в другом состоянии. Можем ли мы судить того, кто уже не психо? Можем? Это глубокий философский вопрос, из которого вообще произрастает структура нашей жизни, общества, и, в том числе, политические акты…
Поэтому отношусь к тем, кто говорит, что мы не можем оставаться в стороне. Увидев «Реконструкцию», пытался взглянуть ретроспективно на советский кинематограф, было ли что-то, что рядом стояло по степени хлесткости, политического высказывания. И могу назвать, но это уже не советское время, фильм Киры Муратовой «Астенический синдром» — такая пощечина мощная. И — «хук слева» — «Хрусталев, машину!» Алексея Германа [художественный фильм о последних днях сталинского режима, снятый в 90-х]. До этого, к сожалению, не могу гениальных прекрасных режиссеров найти. Ну, может быть, Иоселиани «Жил певчий дрозд» или «Пастораль». Это тоже форма протеста.
— В основу ваших фильмов легли глобальные темы — Майдан, Донбасс. Насколько знаю, хотите снять «Бабий яр»… В мае 2014 года в Одессе тоже произошли резонансные события, приведшие к гибели почти пятидесяти человек и сотням раненых. Может ли это лечь в основу вашего нового фильма? Нужно знать, что произошло… Вы не в курсе?
— Нет, я в курсе. Знаю, что погибли люди. Но нужно понять, что именно произошло. Потому что очень много странных моментов, которые говорят о том, что нужно вообще-то разобраться. Как говорят греки, пока вы не найдете все доказательства и не дойдете до последней точки, вы не можете принимать решение…
— На широкий экран в Украине «Донбасс» должен выйти 18 октября. Видите свое детище прокатным?
— Да. Очень хотел бы. Ведь в картине много мест, которые могли бы стать цитатами. Очень важно услышать все эти фразы.
