О Сирии пишут много: о ходе военных действий, геополитике, причинах бегства населения. Но как сами сирийцы воспринимают свою страну? Мы попросили сирийских писателей и других представителей интеллигенции прислать нам их заметки — откровенные, насколько возможно, и осторожные, насколько необходимо. Один из них — родившийся в 1946 году в Латакии журналист и писатель Адель Махмуд. Он живет вот уже 50 лет в Дамаске, написал 15 книг, большинство из них о войне. Его последнее произведение «Кусочек ада в этом раю» сейчас переводится на французский язык. Сцены, которые он описывает для нас — фрагменты разбитой реальности.
Утром я провожу инвентаризацию частей моего тела. И вижу, что все они на своих местах. И тем не менее я испытываю печаль, по причинам, которых не знаю. К ним может относиться и такой вопрос: какая польза от всех этих приспособлений, созданных для удовольствий, от этой роскоши, этого восхищения, этого восторженного восприятия красоты, если место, куда идешь, посещает смерть?
«Сирийская смерть — это целая география»
Я внимательно разглядываю это несбыточное желание, рождающееся в квинтэссенции войны, потому что это желание сосредоточено только на конце войны, на стремлении к миру и прекращению этого ужасного кровопролития. Мысль, которая в конце должна привести к тому, что будут построены дома для бедных, для тех, кто уехал в изгнание, для жертв и беженцев и для всех тех, которые — между сожалением и улыбкой — сомневаются в банкротстве своей страны. Эта мысль звучит так: Как нам жить? Жить не состраданием и нефтью благотворительных поставок, чаем индийцев и хлебом иранцев? А как нам жить и создавать новое сирийское мышление об уважении и достоинстве личности — после того, как все это полвека лежит погребенное под деспотией?
«Сирийское достоинство — это кусок черствого хлеба»
Я размышляю о том, какие испытания приготовит будущее нашим детям. Вижу, как они останавливают свое взросление, потому что хотят остаться школьниками, остановиться на стадии обучения, чтобы во время военной службы не стать мучениками. Потому что их ненависть к отечеству так же велика, как и их любовь к нему. Во время военной службы эта любовь обретает образ местного командира, приказывающего сирийским молодым людям убивать их сверстников и товарищей по несчастью на другой стороне.
«Этот сыр — особая отвага горной козы»
Этим утром я провожу инвентаризацию и всем благородным составным частям любви. Завершаю эмоциональную связь с прошлым и вообще избавляюсь от потребности в ощущении времени. Думаю о чем-то, что не является любовью, что не поддается имитации. Я признаюсь себе, что любви все-таки нужны барабаны: барабаны, в которые бьют и которые создают красивые религиозные церемонии — от танцев молодых женщин до смирения мужчин, от журчания воды в источниках до раскатов грома в горах.
Я внимательно рассматриваю улыбки соседей, спускающихся по лестнице, вижу их спины, и, сначала сутулясь из-за боязни перед лестницами, я приосаниваюсь и тоже, как и они, спускаюсь вниз, но уже перешагивая на лестнице через три ступеньки.
Геройство — это порой лишь иллюзия.
