В своей жизни Мустафа Джемилев отстаивал свободу Чехословакии в 1968 году и права крымских татар. Он рассказал в интервью iRozhlas, почему он так поступал, и как он, будучи одним из лидеров крымских татар, оценивает визиты чешских политиков в Крым и риторику президента Земана.
iRozhlas: Каково это приехать в Прагу через 50 лет после оккупации?
Мустафа Джемилев: Мне не верится, что с тех пор прошло уже полстолетия, ведь все запечатлелось у меня в памяти. Это были неспокойные дни. С января 1968 года, когда было объявлено о курсе на демократизацию, мы жили огромными надеждами, так как думали, что если демократия закрепится в одной стране советского лагеря, это очень повлияет на весь Советский Союз.
Мы видели в этом процессе решение собственной проблемы — проблемы возвращения крымских татар, возвращения нашей родины и прав. Поэтому все наше национальное движение с большим волнением следило за тем, как 21 августа в Чехословакию вторглись русские танки. Это стало ударом и для нас. Наши надежды тоже рассыпались. Однако мы мало на что могли повлиять. Кое-кто из нашего национального движения считал, что нам следует промолчать по поводу Чехословакии, так как возражения только помешают удовлетворению наших требований. Тем не менее большинство из нас понимало, что в тоталитарном режиме, существовавшем тогда, решить наши проблемы невозможно.
— Когда Вы впервые услышали об оккупации Чехословакии?
— Я тогда был в Узбекистане (советская власть депортировала Джемилева еще в младенческом возрасте вместе с другими крымскими татарами, и он рос в Узбекистане — прим. авт.). Мы узнали обо всем по радио. Мы слушали «Радио Свобода», Deutsche Welle, BBC, «Голос Америки»… Их глушили, но если послушать не удавалось одному из нас, то это удавалось другому, и он немедленно все рассказывал. В те дни мы очень часто встречались и обсуждали происходящее в Праге.
Я вспоминаю, как в январе 1968 года был взят курс на демократизацию и как потом прошла демонстрация у нас. Как сказал Вацлав Гавел: «На Красной площади в защиту Чехословакии выступило всего восемь человек, но этого было достаточно для того, чтобы мы больше не взирали на русских с ненавистью». Правда, большинство из них было не этническими русскими, а евреями, но это ничего не меняет. Они как минимум спасли честь страны, которая называлась Советский Союз.
— Вы решили протестовать…
— Демонстрация была только в Москве. Меня в то время только что освободили из лагеря, но дали подписать документ. Например, меня обвиняли в том, что я анализировал публикации фальшивых прошений, отправленных в Москву, о помощи и защите социализма в Чехословакии. Приблизительно так же поступали с крымско-татарским национальным движением.
— Вы пережили еще одну оккупацию уже на своей родине. Есть ли, по-Вашему, нечто общее между захватом Крыма в 2014 году и оккупацией Чехословакии в 1968 году?
— Сходств очень много: одинаковая демагогия, одинаковая остервенелая пропаганда для обоснования своих преступлений. Все одно и то же — только теперь, вероятно, благодаря интернету и технологиям против оккупации звучит больше возражений. Однако, к сожалению, также много таких людей, как, например, ваш (Милош) Земан, кто говорит, что за Крым у России нужно взять какие-то деньги. Мне интересно, хотел бы он также выплаты денег за людей (в Крыму)?
А вот депутат Европейского парламента Яромир Штетина повел себя очень любезно, когда в прошлом году встал там и заявил, что хочет публично извиниться перед Украиной и крымскими татарами за глупые слова, сказанные чешским президентом. Таких людей, как Штетина, в Чехии много, поэтому я считаю вашу страну очень близким другом.
— Что Вы имеете в виду, утверждая, что демагогия образца 1968 и 2014 года одинакова?
— Самая большая демагогия — утверждать, что оккупации хотели сами жители Крыма. Но что там сначала произошло? Один народ депортировали из-за русских. А теперь говорят, мол, мы провели референдум. Но о каком референдуме может идти речь в условиях оккупации?
Обнародованные цифры — абсолютная ложь. Мы точно знаем, что явка на референдум составила на 83%, а 34. И еще не факт, что все проголосовали бы за присоединение (к России). Там голосовали и российские солдаты и вообще все, кто хотел. И цифры они указали, какие хотели, устроили спектакль, как делал Гитлер при аншлюсе Австрии. Он тоже утверждал, что 98% проголосовало за присоединение к Германии.
Сложилась ситуация, в которую наивные люди поверили. Даже Трамп во время своей предвыборной кампании заявил: «Я слышал, что люди сами хотели быть оккупированы». Если уж президент огромной демократической страны позволяет себе так говорить, то что могут сказать миллионы людей, у которых нет доступа к информации? А ведь президент получает информацию не только из интернета, но и от спецслужб.
К сожалению, вот какая ситуация сложилась. Очень трудно ее объяснить, и наши возможности несопоставимы с возможностями России. Россия — страна, которая, даже умирая от голода, найдет достаточно средств на танки и пропаганду. И они щедро выделяют деньги на все это.
— Вредно ли высказывание Земана для Крыма?
— Нет, не вредно. Я просто думаю, что он марионетка. Нормальный человек в здравом уме не может говорить такие вещи. Как он может сказать о моей земле, мол, давайте договоримся о выкупе. Ты хочешь сделать мою землю предметом торга? Когда твою страну оккупировали, я протестовал и отсидел за это три года. Ради собственной совести тебе стоило бы вспомнить о том, что когда твоя страна была оккупирована, другие вступились за тебя! А ты вместо того, чтобы возразить, когда оккупируют других, договариваешься с оккупантами. Я был шокирован, когда его во второй раз выбрали президентом. Что творится в этой стране? Тут живут нормальные люди, но, вероятно, существует какой-то механизм для избрания подобных фигур.
— Недавно группа чешских политиков снова побывала в Крыму. Они рассказали, как им понравилось на полуострове. Как вы смотрите на подобные визиты?
— Подобные люди, которые ради собственных целей пойдут на все, есть и, несомненно, всегда будут. Важно, чтобы их было мало. Люди, которые нарушают наши законы, поддерживают оккупацию, пренебрегают мнением самого что ни на есть коренного населения Крыма и едут туда, являются нашими личными врагами. Такое не забывается. Для этих людей двери Украины будут навсегда закрыты.
— Чехия вместе с Европейским Союзом не признает Крым частью России и считает аннексию нарушением международного права. Как вы считаете, удастся ли вывести Крым из-под российского контроля? И когда это может произойти?
— Трудно предсказать, поскольку тоталитарные режимы рушатся с большим трудом. Как говорил один наш политик, возможно сегодня вечером в Кремле что-то произойдет, и уже завтра начнется деоккупация. А возможно, до тех пор пройдет еще бог знает сколько времени. В случае Советского Союза до последних дней казалось, что он просуществует еще тысячу лет. И вдруг в один день объявили, что СССР больше нет. Я думаю, что то же самое произойдет и с путинским режимом.
Западные страны, которые ужесточают санкции против режима Путина, помогают, в первую очередь, российскому народу, поскольку при нынешнем режиме у российского народа и у России перспектив нет. Чем жестче будут санкции, тем раньше россияне освободятся. Также западные страны помогают сами себе. Мы, Украина, находимся сейчас на первой линии, и если с нами расправятся, то последуют другие страны: Польша, государства Прибалтики, а там и до Парижа недалеко. Поэтому, когда сейчас они помогают Украине, они помогают и сами себе.
— По-Вашему, санкции работают?
— Работают. На первый взгляд, кажется, что это не так, но на самом деле они оказывают сильное влияние на российскую экономику. Я помню, что в 2014 году приехал на переговоры НАТО в Брюссель, куда меня пригласили сразу после переговоров с Путиным, и там тоже обсуждали отдельные этапы санкций. Когда было сказано, что с помощью санкций они будут добиваться деоккупации Крыма, как делалось и после оккупации Афганистана, когда санкции привели к распаду Советского Союза, я спросил их: «Неужели нам придется ждать 11 лет?» А они меня заверили, что сейчас все меняется очень динамично и все произойдет очень быстро. Однако пошел уже пятый год. Мы действительно ожидали, что все случится быстрее. Однако, к сожалению, оккупация продолжается.
— Аннексия Крыма оказала непосредственное влияние и на Вашу личную жизнь. Вам уже четыре года запрещен въезд на полуостров. Когда Вы в последний раз видели супругу, оставшуюся там?
— 19 апреля 2014 года, когда я уезжал из Крыма в Киев на заседание парламента и на кордоне (на новой границе между Украиной и Крымом — прим. авт.) мне зачитали письмо, в котором говорилось, что я не имею права въезжать на территорию Российской Федерации. Я был в шоке и сказал: «В вашей Российской Федерации я был в последний раз в 1986 году и не собирался туда ехать вообще. Почему вы решили запретить мне въезд?» А они сказали: «Крым — тоже Россия». С 2014 года мне запрещен въезд туда.
— Вам известно, как там живется людям сейчас?
— Конечно. Практически во всех регионах Крыма живут крымские татары, и они информированы лучше других. Нам известно даже то, чего не знает американская разведка и НАТО. Например, о ядерном оружии в Кизилташе под Феодосией на старой ядерной базе Советского Союза, которую восстановили. Мы знали об этом еще в августе прошлого года. А НАТО и наша (украинская) контрразведка утверждает, что это возможно, но точных данных у них нет.
— Вы уверены, что в Крыму сейчас есть ядерное оружие?
— Мы знаем об этом с прошлого года. Там шесть ядерных боеголовок. Поэтому теперь оккупация стала огромной угрозой для Украины и всего черноморского побережья. Они разместили там самое мощное оружие: комплексы С- 300 и С-400. Таким образом они демонстрируют свою готовность, но смогут ли они что-то предпринять в случае критической ситуации, уже другой вопрос. Проблема в том, что даже если одна атомная бомба разорвется на нашей территории, проблемы возникнут у всего человечества. Поэтому Запад не хочет обострять отношения с этой страной. Россию считают обезьяной с гранатой, которая может в любой момент эту гранату бросить, и ей пытаются в этом помешать.
— Когда Вы подписали протест против оккупации Чехословакии, а затем у вас возникли проблемы, не пожалели ли Вы о сделанном?
— Знаете, мы выплачиваем свои долги, нравственные долги. И неважно, повлечет ли это какие-то практические последствия или нет. Если мы не выплатим своих долгов, то не можем считаться полноценными людьми. Выступив против оккупации, я остался в собственных глазах нормальным человеком. Иначе я не смог бы себя им считать.