В своем романе «Гусь Фриц» (в немецком переводе «Дети Кроноса», Kronos‘ Kinder, — прим. перев.) Сергей Лебедев написал о трудностях в отношениях между русскими и немцами. Сам роман отчасти автобиографичен. При этом, по словам автора, учеба в геологическом институте помогла ему подобрать подходящий язык для описания советского прошлого.
Андреа Герк: Русский мальчик, придя с бабушкой на кладбище, узнал от нее, что у него были немецкие предки, а став взрослым, отправился в Галле, Лейпциг и Мюнстер, чтобы побольше узнать об истории своей семьи. В своем новом романе российский писатель Сергей Лебедев, родившийся в 1981 году, написал об этом поиске корней и о трагизме отношений между русскими и немцами. В настоящее время Сергей Лебедев живет в Берлине.
На 1/8 немец
— Господин Лебедев, главного героя вашего романа зовут Кирилл. Однажды он вместе с бабушкой пришел на немецкое кладбище в Москве, и она, очистив металлической щеткой могильные камни, показала ему немецкие имена предков их семейства, о которых Кирилл прежде ничего не знал. Почему это открытие настолько удивило, даже шокировало его? И что это значит — иметь в России немецких предков?
Сергей Лебедев: Могу признаться, что речь идет о моей собственной семье. Это кладбище называется «немецким», но на самом деле раньше там хоронили всех неправославных людей. А поскольку немецкая община была крупнейшей в Москве, кладбище и стали называть «немецким».
Когда я еще ребенком бывал на этом кладбище, у меня возникало ощущение, что я как будто попадал на какую-то чужую землю, потому что в Москве в 1980-х годах практически не было иностранцев. И это была не просто «чужая земля», а этакая «земля прошлого». Своеобразный дореволюционный островок посреди Москвы. Для советского ребенка представить себе, что у него могла быть какая-то связь, личная связь с иностранцами, было просто неслыханно.
В детстве мы, как и все мальчишки, часто играли в «войнушку» — по сути, во Вторую мировую войну. И никто не хотел быть «немцем» — все хотели быть «красноармейцами», но только не «немцами», пусть даже всего на полчаса. А когда кому-то выпадало быть «немцем», это всегда было какое-то странное ощущение. Когда ты ребенком осознаешь, что примерно на 1/8 или 1/16 являешься немцем, это становится настоящим шоком. Причем шоком для всех, кто узнавал о своих немецких корнях.
Вырезанные из истории
— Кирилл в итоге отправился в Германию на поиски своих корней — видимо, так же, как это сделали вы. То есть это тесно связано с историей вашей собственной семьи, но она описана очень поэтично. Ведь вы еще и лирик и поэт. Каково соотношение реальной истории и вымысла в вашем романе?
— Я бы сказал, что исходная идея основывается на реальных фактах. Я тогда действительно приехал в Германию и занялся изучением вопроса, кем были мои предки. Я также встретился с их потомками — через несколько веков после «обрыва связи». Но в дальнейшем история стала вымыслом — чтобы быть с одной стороны более обобщенной, а с другой как бы более поэтичной.
Только представьте себе: вы родились в СССР и, по сути, оказались вырезанными из истории. Все, что произошло до 1917 года, поездки в другие страны, работа там, участие в каких-то исторических событиях — все это стало немыслимо. В моих поисках мне удалось достичь определенного внутреннего равновесия.
Язык советского прошлого
— Вы ведь учились не только на журналиста, но и на геолога — как и ваши родители. Может быть, у вас был какой-то внутренний порыв погрузиться на несколько «слоев» в прошлое? А может, это связано с чем-то иным, ведь и в прошлых романах вы «углублялись» в историю?
— Геология действительно помогла мне обнаружить язык этого советского прошлого. У геолога это получается так: когда ты что-то обнаруживаешь, то это «что-то» уже много раз изменялось, причем, возможно, вследствие каких-то манипуляций. И это не чистое прошлое, которое как бы видно по камню. То же самое можно сказать по поводу советской истории. Ее так часто переписывали и трактовали по-новому, что менталитет советских людей без конца изменялся — так что геология дала мне возможность подобрать нужный язык для описания этого процесса.
Литература — язык тишины
— Можно ли сказать, что задача литературы — «переработка» истории с целью разобраться в предпосылках нашего мышления и всех идеологий, влияющих на нас?
— Мне кажется, литература — это язык тишины. В СССР в 1970-х годах это не только формировало людей (например, в плане послушания), но и очень конкретно влияло на язык. Советский язык был совсем иным, чем русский. Есть много слов, которые больше не употребляются, которые были уничтожены идеологией и цензурой. И задача литературы — вернуть эти слова в русский язык.
— Но тем, кто, подобно вам, задается подобными вопросами, обычно бывает нелегко. Я читала, что вы долго не могли найти издательство в России, которое согласилось бы опубликовать ваш последний роман «Люди августа». Там речь шла о воспоминаниях бабушки, о ее дневнике. Как в этом плане обстояли дела с «Детьми Кроноса» — российские издательства также испытывали какие-то сомнения?
— В этот раз было проще. Роман был опубликован, но, правда, потом как будто вдруг исчез. В его адрес практически не было критики, в СМИ практически не писали об этой книге, и возникло странное ощущение как бы «безвоздушного пространства», в котором невозможно услышать эхо. Мне это напомнило советские времена, когда был популярен так называемый «самиздат» — по сути, подпольная литература. И мне показалось, что такие книги, как мои, могут распространяться, как когда-то распространялся «самиздат» в СССР.
В России нет правил, и это опасно
— Как вы в целом воспринимаете эту ситуацию? Весной, когда Путин был переизбран президентом, вы сказали, что Россия больна страхом, что нет органов власти, которые представляли бы интересы граждан. Сейчас вы живете в Берлине. Насколько была опасна ваша работа писателя и журналиста?
— Самое странное, что нет никаких четких правил, и это действительно опасно. Сейчас я могу лишь сказать, что то, что делаю я, не очень опасно. У меня нет проблем с перемещением ни в России, ни здесь, в Германии, — и у меня никогда не было проблем с моим критическим настроем. Но если государство вдруг решит, что тебя надо образцово-показательно наказать, то можно сорваться в пропасть — а это совершенно непредсказуемо.
В СССР все было очень просто — там запрещалась любая критика. Все это знали, и это было понятно. В те времена режим подавал народу соответствующие сигналы. Сейчас же все несколько иначе: может получиться, что тебя начнут преследовать, потому что ты якобы украл какие-то деньги, потому что ты якобы участвуешь в коррупции, потому что ты якобы нарушил некие моральные нормы или совершил какие-то иные противоправные действия. А может, потому, что ты якобы торгуешь наркотиками. Но ты никогда не подвергнешься преследованию по политическим мотивам.
Это значит, что власти иногда выбирают определенных людей, которые могут даже не быть известны широкой общественности, чтобы образцово-показательно наказать их. Это произошло, к примеру, с Оюбом Титиевым, руководителем неправительственной организации в Чечне, занимающейся исследованием событий прошлого. Или с Юрием Дмитриевым, занимавшимся аналогичной работой в Карелии. А другие люди, глядя на такие примеры, уже сами лишний раз задумаются, стоит ли говорить вслух те или иные вещи. Повторю: можно стать козлом отпущения, но предвидеть это практически невозможно.
Российскому государству нужны новые враги
— И ведь непохоже, чтобы эта ситуация в обозримом будущем изменилась? Как вы смотрите в будущее?
— Я бы сказал, что это, к сожалению, только начало. Уже пришла в движение целая махина органов государственной безопасности, которая занимается подделкой документов, организацией судебных процессов против политических активистов. И люди, занимающиеся этой деятельностью, заинтересованы в ней, потому что их за это поощряют. В России ситуация меняется буквально каждый месяц — постоянно принимаются новые законы, которые что-то запрещают и тем самым дают карательным органам все новые и новые возможности.
Конечно, социальная и экономическая ситуация в России ухудшилась, в частности, из-за санкций. Но в этом никто никогда не признается, и поэтому государству просто нужны новые враги, которых оно могло бы обвинить в том, что возникла пропасть между реальностью и русскими людьми, их представлениями об уровне жизни.
— Господин Лебедев, большое спасибо за этот разговор. И, конечно, благодарим нашего переводчика Йорга Тасцмана.
