Похоже на нелепую шутку, не так ли? Что будет, если индивидуалист-одиночка женится на общительной семейной женщине, которая терпеть не может уединения?
Полагаю, ответ на этот вопрос окажется лучшим ответом на все вопросы, возникающие в браке. Неважно, кто вы такой и в чем ваша проблема: надо привыкать. Если вы считаете, что ваш брак — это навсегда, иного выбора у вас нет.
Короче говоря, в начале 1993 года Барак вылетел на Бали и провел около пяти недель наедине с собственными мыслями в работе над книгой «Мечты моего отца», исписывая желтые блокноты своим прихотливым почерком и фильтруя идеи во время неторопливых ежедневных прогулок вдоль кокосовых пальм и волн, лижущих берег. Я же осталась дома на Евклид-авеню, этажом выше от Мариан, моей мамы. На Чикаго опустилась свинцовая тяжесть зимы и сковала деревья и тротуары льдом. Я придумывала себе дела, встречалась с друзьями, а вечерами не вылезала из спортзала. Я начала ловить себя на том, как в разговорах на работе и с друзьями все чаще выговариваю новые слова: «мой муж». Мы с мужем собираемся купить дом. Мой муж — писатель, как раз заканчивает книгу. Но это было просто воспоминание о человеке, которого нет рядом — чудесное, но чужеродное. Я ужасно скучала по Бараку, но старалась подойти к нашему положению настолько рационально, насколько это в принципе возможно. Пусть мы и молодожены, этот перерыв, вероятно, пойдет нам на пользу.
Он взял весь хаос незавершенной книги на себя и отправился на битву с ним в одиночку. Может, он просто пожалел меня, решив оградить от беспорядка. Я ведь вышла замуж за нестандартного мыслителя, напоминала я себе. Свои дела он устраивает самым разумным и эффективным, по его мнению, образом, пусть даже со стороны это больше похоже на пляжный отдых: вслед за медовым месяцем вдвоем последовал еще один, наедине с самим собой — в минуту одиночества эти мысли отогнать я была попросту не в силах.
Я и ты, ты и я, мы с тобой. Мы учились приспосабливаться, пытались навсегда вписать друг друга в некую новую форму нас обоих, прочную и вечную. Пусть мы остались такими же, как и прежде, той же самой парой, которой мы были годами, теперь у нас появились новые ярлыки, альтернативное самосознание, которые предстояло осмыслить. Он — мой муж. Я — его жена. Мы произнесли эти слова у алтаря — вслух, друг другу и целому миру. Казалось, что у нас появились новые обязанности по отношению к друг другу.
Для многих женщин — и я не исключение — слово «жена» эмоционально заряжено. У него есть история. Если вы, как и я, выросли в 1960-х и 1970-х, типичная жена была белой женщиной из телевизионных комедий — простушка с кудрями и в корсете. Они хозяйничают по дому, суетятся с детьми и часами стоят у плиты, готовя обед. Иногда они попивают херес и флиртуют с коммивояжерами, продающими пылесосы. Ничего более увлекательного в их жизни не происходит.
Ирония заключалась в том, что я сама смотрела эти шоу в гостиной на Евклид-авеню, пока моя собственная мама-домохозяйка безропотно готовила ужин, а мой гладко выбритый папа приходил в себя после рабочего дня. Жизнь родителей была устроена стандартно, как и все то, что мы видели по телевизору. Барак даже шутил, что мое детство походило на чернокожую версию «Предоставьте это Биверу» (популярный сериал 1950-х годов, прим. перев.). Да, Робинсоны из чикагского района Саут-Сайд казались столь же сплоченной и жизнерадостной семьей, как и Кливеры из Мэйфилда, но на самом деле мы были лишь бледной их копией. Вместо костюма мистера Кливера моему папе приходилось довольствоваться синим воротничком. Барак сравнивал нас отчасти из зависти, потому что его собственное детство было совсем иным, но еще и для того, чтобы развенчать укоренившийся стереотип, будто афроамериканские семьи неблагополучны, и мы неспособны воплотить в жизнь мечту белых соседей из среднего класса.
Я в детстве обожала «Шоу Мэри Тайлер Мур» (популярный американский комедийный телесериал с Мэри Тайлер Мур в роли одинокой женщины, работающей на радиостанции. Шоу стало первым в истории телевидения, где главную роль исполняла молодая независимая женщина, прим. перев.), могла смотреть его, не отрываясь. У Мэри была работа, полный модных шмоток гардероб и потрясающая прическа. Она была независимой и смешной, и в отличие от других женщин из телевизора ее проблемы действительно увлекали. Она вела разговоры не только о детях и готовке. Она не позволяла Лу Гранту собой помыкать и не была зациклена на поиске мужа. Она была молода, но при этом вела себя как взрослая. В ту глубоко досетевую эпоху, задолго до появления интернета, когда об окружающем мире можно было узнать исключительно по трем телеканалам, все это казалось немаловажным. Для девочек, у кого была голова на плечах, а внутри зрело желание стать чем-то большим, чем просто женой, Мэри Тайлер Мур была кумиром.
И вот мне 29 лет, и я сижу в той же квартире, где я смотрела все эти шоу и ела все эти блюда, терпеливо приготовленные бескорыстной Мариан Робинсон. У меня было столько всего — образование, здоровое чувство собственного достоинства, глубокий арсенал амбиций — и я была достаточно умна, чтобы отдать должное моей матери хотя бы за то, что она привила мне все это.
Она научила меня читать до того, как я пошла в детский сад, помогая мне проговаривать слова по складам, пока я сидела у нее на коленях, свернувшись, словно котенок, над библиотечной книжкой о Дике и Джейн. Она заботилась о том, чтобы мы хорошо питались, готовила брокколи и брюссельскую капусту и требовала, чтобы мы все съедали. Боже мой, она даже сшила мне платье на выпускной. В общем, она давала нам все — и неустанно. Она позволила семье решать, какой ей быть. Я поняла, что все то время, которое она уделила мне и моему брату Крейгу, она могла потратить на себя — но не стала этого делать.
Все блага, которые были в моем счастливом детстве, вдруг начали давить мне на психику. Меня воспитывали уверенной в себе, учили, что никаких преград нет, и наставляли, что я могу добиться всего, стоит только захотеть. А я хотела всего и сразу. Я хотела быть независимой деловой женщиной без шляпки, как Мэри Тайлер Мур, и в то же время меня влекло к стабильности и самопожертвованию в роли жены и матери, хотя это может казаться пресным. Я хотела стать точной копией своей матери и в то же время ни капельки на нее не похожей. Это странное ощущение, тут было над чем поломать голову. Возможно ли добиться и того, и другого? Получится ли у меня? Ответа я не знала.
