Эта статья — просто настоящая деонтологическая катастрофа. Все знают, что я друг Мишеля Уэльбека, поэтому мой панегирик могут обвинить в бессовестном кумовстве. Во всем виноват Жан-Рене Ван Дер Плетсен (Jean-René Van der Plaetsen), главный редактор нашего издания. В принципе в журнале «Фигаро Магазин» (Figaro Magazine) именно за ним закреплена роль толкователя произведений Уэльбека, потому что он неоднократно брал интервью у писателя, одетого в парку цвета хаки. Однако сейчас так получилось, что он с ним поссорился. «Ну уж нет! На этот раз выкручивайся ты!» — заявил он мне.
Так я получил от него в наследство этот портрет, несмотря на то, что моя объективность в этом вопросе стремится к нулю. И все же я как свидетель на его свадьбе 21 сентября 2018 года имел доступ к первосортной информации. Например, я могу сказать, что в день свадьбы Мишеля и Лисис, его «дамы из Шанхая», в ресторане «Лаперуз» пели караоке, и автор «Элементарных частиц» пел (почти попадая в ноты) песню «Юг» (Le Sud) Нино Феррера (Nino Ferrer) дуэтом с моей женой Ларой.
Я могу также сказать вам, что Эмманюэль Каррер (Emmanuel Carrère) пел (отчаянно фальшивя) «Голубые слова» (Les Mots bleus) Кристофа (Christophe), что Давид Пюжада (David Pujadas) неистово затянул «Я люблю тебя» (Que je t'aime), а Павел Павликовски (Pawel Pawlikowski), оскароносный режиссер фильма «Ида», получивший приз за режиссуру за фильм «Холодная война», пел (весьма точно) «Если бы тебя не было» (Et si tu n'existais pas) Джо Дассена (Joe Dassin). Что же касается меня, то я не решился так рисковать: произнося серьезным голосом реплики Алена Делона в песне «Слова, слова» (Paroles, paroles) Далиды (Dalida), я был почти уверен, что смогу избежать позора. Это что касается рубрики «эстрада/неймдроппинг».
На свадьбе Уэльбека я понял, что что-то изменилось, когда около часа ночи он удалился под ручку со своей женой. Разумеется, он забыл свой котелок в ресторане, но в конце концов, носить его на голове до самого такси в тот день не требовалось, в отличие от того вечера, когда ему вручили Гонкуровскую премию; это был безусловный прогресс.
Вот главный вопрос, который возникает при чтении «Серотонина», нового романа самого знаменитого в мире французского писателя: как столь счастливый в реальности человек может публиковать настолько печальную историю? В романе рассказывается о жизни человека, который совершенно не удовлетворен во всех аспектах своего существования: его профессиональная жизнь (сначала он помогает уничтожать французское сельское хозяйство в «Монсанто», а потом в министерстве сельского хозяйства) представляет собой череду отказов и предательства идеалов его юности, его любовная жизнь — коллекция фиаско и неизбежное движение к одиночеству и душевной болезни.
«Мысль о том, что мы все равно ничего не можем сделать, спокойно утверждалась в конечном итоге». «Мог ли я быть счастлив в одиночестве? Я так не думал. Был ли я в способен быть счастлив в целом? Таких вопросов, на мой взгляд, вообще следует избегать». «Дни тянулись все тягостнее в отсутствие ощутимых событий, да и просто смысла жизни». Рассказчик только и делает, что пьет и глотает антидепрессанты, чтобы стимулировать выработку гормона, давшего название роману, а, как хорошо известно наркоманам, — серотонин стимулируется, в частности, при употреблении экстази или ЛСД.
«Серотонин» — это рассказ о том, как беспомощность — политическая, экономическая или сексуальная, сути дела это не меняет — приводит к отступничеству, а также к бунту. Следует также понять, что этот роман был написан в 2016-2017 годах, а в это время дела у Мишеля Уэльбека по разным причинам — одновременно наложились медицинские, любовные проблемы, терроризм — шли совсем плохо. В очередной раз его экзистенциальное страдание дало его сейсмографу возможность уловить предреволюционное положение дел в стране. Точно так же, как в «Платформе» в 2001 году он предвидел исламистские теракты (перед 11 сентября), а в «Покорности» в 2015 году угадывалось убийство джихадистами сотрудников редакции еженедельника «Шарли Эбдо» и захват власти исламистской партией, «Серотонин» выходит в свет спустя месяц после появления движения «желтых жилетов», но написан он был намного раньше, и в нем довольно точно описывается негодование и отчаяние, парализовавшие Францию в декабре.
Как обычно, можно от души посмеяться над снисходительностью, с которой рассказчик относится к расплывчатости своей жизни (да и западного уклада в целом), куря сигарету за сигаретой, прежде чем организовать свое собственное исчезновение. Мимоходом он бросает множество вызовов, которые не могли бы не вывести из себя госпожу Анн Идальго (Anne Hidalgo): «Я ненавидел Париж, этот город, разоренный заботящимися об окружающей среде буржуа, был мне отвратителен (…) я ехал в дизеле четыре на четыре, возможно, я не сделал в своей жизни ничего особенно хорошего, но, по крайней мере, я наверняка внес свой вклад в уничтожение планеты».
Занятно будет в ближайшие несколько недель наблюдать, как буржуазно-богемные критики будут ухищряться в попытках реабилитировать писателя, разносящего в пух и прах, помимо защитников экологии, еще и феминисток. Уэльбек дает читателю то, чего от него ждут: уморительное описание существования в нашей стране и при этом рассказ об утраченной любви. У него окружающий нас апокалипсис всегда идет рука об руку с романтической печалью.
Великий писатель, как великий музыкант или великий режиссер, — это тот, кто умудряется удивить свою аудиторию, оставаясь строго верным себе. Существует так много авторов, пытающихся писать как Уэльбек, но ни у кого нет его мужества, дерзости, горя, свободы и даже непристойности. Этот способ утверждения ужасных истин между двумя минетами называется, нравится ли нам это или нет, стилем. Мишель Уэльбек — единственный настоящий писатель-панк в этой клоаке «позитивного отношения», в которую превратилась наша умирающая в агониях, ограниченная и морализаторская литература. Итак, попытаемся схематизировать:
Если бы мы читали Камю, его антигерой убил бы араба на пляже.
Если бы мы читали Селина, он бы стал врачом в Клиши.
Если бы мы читали Брета Истона Эллиса, он бы обезглавил топ-моделей электрической пилой «Блэк энд Деккер».
Если бы мы читали мой роман, он бы нюхал дорожку кокса в сортире радиостанции «Франс Интер».
А теперь немного педантизма. В русской литературе обычно противопоставляют Гоголя и Достоевского. Проще говоря, персонажи Гоголя действуют и разговаривают, в то время как у персонажей Достоевского бывают разные состояния духа. «Серотонин» во многом заставляет вспомнить «Мертвые души» Гоголя, где герой — это мошенник Чичиков, тип, скупающий мертвые души по два рубля с полтиной. Гоголь описывает его так: «…не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод». Хандрящий Флоран Лабруст напоминает отвратительного Чичикова, отца всех современных антигероев. Каждая книга Уэльбека — это дань писателям-идолам: «Элементарные частицы» идут по следам Олдоса Хаксли, в «Возможности острова» можно увидеть множество отсылок к Шопенгауэру, в «Покорности» говорится о кризисе веры у Гюисманса. На этот раз Уэльбек применяет к Франции конца 2010-х метод сарказма, позволивший Николаю Гоголю создать острейшую карикатуру на дореволюционную Россию.
При помощи «Серотонина» Уэльбек возвращается к основам своего творчества: он вновь находит юмор в жизни отчаявшегося работника среднего звена из «Расширения пространства борьбы», в грустном сексе «Платформы» и «Лансароте», в гипермаркетах, кафе и даже мерседесе «Карты и территории». Чтение нового романа Мишеля Уэльбека можно сравнить с возобновлением разговора с одержимым, у которого разбито сердце, со старшим братом, мудрым, но не пресыщенным, c умеренным реакционером, никогда не приходящим в отчаяние пессимистом, расценивающим самоубийство как освобождение. Читатель особенно оценит воспоминания о студенческом периоде, о 1970-х годах; эти страницы являются, наверное, наиболее автобиографическими во всем творчестве Уэльбека. «Годы учебы — это единственное счастливое время, единственные годы, когда будущее казалось открытым, когда все казалось возможным, а потом наступила взрослая жизнь, профессиональная жизнь — лишь медленное постепенное увядание».
Любопытно, что самое продвинутое в Уэльбеке формально: как сказано выше, он использует меньше точек с запятой, но больше запятых. Это новшество позволяет связывать предложения более плавно, без напыщенности и разрывов. В 2027 году какой-нибудь профессор из Сорбонны выберет несколько сотен страниц, чтобы проанализировать этот феномен лучше, чем это делает ваш покорный слуга. Мне кажется, что проза Уэльбека набирает силу: некоторые страницы можно сравнить с шквалом ударов кулаком в лицо. Чтобы его подразнить, я бы еще сказал, что его письмо принимает американский стиль, что, вероятно, ему не понравится.
Прежде чем закончить и порекомендовать вам это чтение, которое возбудит ваши гормоны как таблетка Экстази, следовало бы еще поговорить о любопытной позиции Уэльбека в отношении СМИ в преддверии января 2019 года. Он объявил, что больше не будет давать интервью, как после того, как он произнес решительную антиевропейскую речь в Брюсселе в октябре 2018 года и получил премию Освальда-Шпенглера. В ней он призывает к возрождению христианства… что резонирует с последней частью его книги. Он также выступил в защиту Дональда Трампа и объявил себя националистом несколько дней назад в американском ежемесячном журнале «Харпер» (Harper's). Его еще будут обвинять в том, что он использует маркетинговый ход. Я думаю, что он сдержит свое обещание замолчать во Франции, но не застрахован от всяких сюрпризов во время своих поездок в Германию, Италию или Россию.
Мишель утверждает, что отказывается от интервью, потому что он не нравится себе во время беседы. Но это неправда. Дело в том, что, отказываясь говорить с французской прессой, он реализует мечту каждого респектабельного писателя: быть оцененным только за то, что ты выстрадал потом и кровью. Написание книг теперь у него на первом плане, автор (его шутки, мнение, одежда) скрывает себя за ними. Эта система общения позволяет вернуться к основному принципу литературы: написать свою книгу, а потом больше ничего.
Как стать популярным, когда презираешь «Фейсбук» и «Твиттер»? И растворяешься в своем главном герое. Зачем говорить, когда пишешь? Уэльбек — лучше всех в мире понимает, что неверно истолкованное предложение может в лучшем случае привести к суду, а в худшем — к автомату Калашникова. Отказываясь от телешоу, он избегает необходимости отвечать на глупые вопросы. Это утомительно постоянно напоминать о разнице между автором и рассказчиком, это основа романа, о чем не знают телеведущие, со своим невысоким интеллектом.
Поэтому в январе 2019 года все будут гадать, о чем думает Мишель. Согласен ли он со своим персонажем, таким же женоненавистником и гомофобом, как и он? Таким же пессимистом? Не волнуйтесь, прогрессивные читатели. Можно будет прекрасно ненавидеть Дональда Трампа (как я) и гоготать, читая «Серотонин». Мы видим там не Уэльбека, а его версию.
Лабруст — человек, которым он мог бы быть (он агроном, пьет Гран Марнье и живет в высотке 13-ого округа, как и Ульбек), если бы не писал успешные книги. Роман позволяет вообразить другие судьбы. Писатель постоянно спрашивает себя: «Что бы я сделал, если бы был кем-то другим?» Высшая роскошь романиста — это возможность избавиться от собственной жизни и играть в прятки со своим читателем. Даже если он очень интимный, роман всегда освобождает от самого себя. В этом смысле «Серотонин» — это успешное самоубийство, но без трупа: короче говоря, идеальное преступление.
На правах одного из «близких» могу открыть секрет: написав эту книгу, Мишель Уэльбек явно спасал свою шкуру. Этот роман соответствует своему названию, потому что он был задуман беззубым существом на краю пропасти и увидел свет три года спустя, когда его автор только что женился, считает себя счастливым и поменял свою парку цвета хаки на куртку мышино-серого цвета.
Как подытожила Агата Новак-Лечевалье в своем эссе «Уэльбек, искусство утешения», этот спокойный писатель утешает нас, служит нам громоотводом и сигнальной лампочкой, он выпускает из нас пар и показывает нам, что не так с нашим обществом, он нас спасает. Я могу поспорить, что каждый, кто прочтет последние две страницы этого романа, получит удовольствие.
