Джонатан Ферро, Блумберг: Неделя экономического форума в швейцарском Давосе подходит к концу, и мне приятно сообщить, что сегодня ко мне в студии присоединился министр экономического развития России Максим Орешкин. Господин министр, рад вас видеть.
Максим Орешкин, министр экономического развития России: Я тоже рад встрече с вами.
— Поначалу мы не думали, что вы приедете, ведь организаторы экономического форума в Давосе запретили троим влиятельным российским бизнесменам принимать в нем участие. Но вы все же приехали. Полагаю, что вы возглавляете делегацию из России. Как вас принимали в Давосе на этой неделе?
— Все было идеально. Мы провели множество встреч с представителями других стран и компаний. Все было хорошо.
— Антироссийские санкции, введенные европейскими странами и США, продолжают действовать. Какое влияние…
— Это разные вещи — санкции европейских стран и США, настроение американской стороны и европейской стороны. Между ними есть разница, потому что Европа сегодня пытается быть более независимой, вести независимую политику. Поэтому это уже разные вещи.
— Вы же знаете, что существуют определенные условия для отмены санкций. Полагаете, европейцы не станут настаивать на их выполнении?
— Мы сейчас не говорим об этом. Мы говорим о налаживании наших отношений, о налаживании нашей торговли. Если рассматривать последние пару лет, объемы торговли между Россией и Европой выросли на 40%. Это позитивная динамика. Есть еще рост инвестиций, сотрудничество в области технологий. Работа идет.
— То есть вы видите очевидную разницу между подходом европейцев и подходом США. И вы возлагаете больше надежд на отношения с Европой, нежели с США.
— Мы видим, что Европа становится гораздо более прагматичной. За этим стоят два важных фактора: Брексит, c одной стороны, и действия США — с другой. Возьмем, к примеру, тарифы, введенные на европейский экспорт алюминия и стали. Все эти шаги заставляют Европу быть более прагматичной, более ориентированной на собственные цели.
— Итак, вы ставите перед собой хорошие задачи, но как насчет реального положения дел? Как, с вашей точки зрения, выглядит основной потенциальный сценарий? Я имею в виду отношения между Европой и Россией.
— То, что мы сейчас делаем, как я уже сказал… Объемы торговли растут. У нас есть ряд крупных инвестиционных проектов в Европе, которые мы реализуем совместно с нашими европейскими партнерами — это в первую очередь «Северный поток». Кроме того, мы строим две атомные электростанции — в Финляндии и в Венгрии. Мы реализуем ряд совместных проектов с французскими компаниями и компаниями из других стран на российском севере, в Арктике. Таким образом, объемы сотрудничества постепенно растут.
— Некоторые сторонние наблюдатели за происходящим могут заявить, что состояние и тенденции в российской экономике оставляют желать лучшего. Что вы можете сказать по этому поводу? Какова ваша оценка состояния российской экономики?
— По нашим оценкам, рост в 2018 году составил 2%. За последние несколько лет нам удалось добиться устойчивого и стабильного роста экономики. Если говорить о росте в расчете на душу населения, то у нас сейчас такие же темпы, как и в среднем в мире, то есть более 2%, — потому что в России наблюдается негативная демографическая тенденция. На самом деле мы предпочитаем, чтобы в долгосрочной перспективе темпы роста были стабильными, а не колебались: сначала плюс 7%, а затем минус 6%.
— Проводите ли вы сейчас накопительную денежную политику?
— В настоящий момент денежная политика направлена исключительно на обеспечение стабильной динамики инфляции. У нас есть целевой ориентир в 4%, и на конец декабря 2018 года инфляция составила 4,3%. То есть мы находимся на целевом уровне.
— В настоящее время темпы роста замедляются по всему миру, и Россию это тоже коснулось. Каковы ваши прогнозы?
— Мы ожидаем, что в этом году экономический рост в России будет слабее — на уровне 1,3%, потому что существуют, разумеется, внешние факторы: рост мировой экономики существенно замедляется. Кроме того, есть и внутренние факторы: мы решаем долгосрочные вопросы, мы увеличили НДС начиная с 1 января, и это оказывает негативное воздействие на динамику экономического роста.
— Один из глобальных факторов — это нефть. Цена на нефть стабилизировалась. Россия, совершенно очевидно…
— Цена на нефть больше не играет такой существенной роли. Четыре года назад нефть стоила 115 долларов за баррель…
— Позвольте мне сперва задать вопрос…
— Теперь она стоит 45 долларов.
— Позвольте мне сначала задать вопрос. Итак, отношения с ОПЕК. Несомненно, за прошедший год эти отношения в значительной мере укрепились. Рассматриваете ли вы их как отношения, которые необходимо укреплять в ближайшие несколько лет и которые помогут вам достигнуть ваших целей?
— Это, несомненно, долгосрочные отношения. Мы всегда стараемся выстраивать долгосрочные отношения с любыми нашими партнерами в самых разных областях. Поэтому в наших отношениях с ОПЕК нет ничего уникального. Мы выстраиваем долгосрочные отношения с ОПЕК.
— Я хочу спросить вас об отношениях с другим крупным производителем нефти — с Венесуэлой. США отказались считать Мадуро законным лидером этой страны, и, если судить по сообщениям, поступившим сегодня утром, европейцы, возможно, сделают то же самое. Россия потребовала, чтобы США не вмешивались в ситуацию в Венесуэле. Каковы экономические отношения России с Венесуэлой? Сколько российских денег туда вложено?
— Вы задаете вопрос, который стоит задавать не министру экономики, а министру иностранных дел. Разумеется, мы поддерживаем сотрудничество с Венесуэлой, в первую очередь в нефтяной сфере. Вот и все.
— Я задаю вопрос министру экономики о том, каковы экономические отношения России с Венесуэлой.
— Если говорить о том, какое воздействие это окажет на рост российской экономики, то это воздействие будет близко к нулю.
— А как насчет цены на нефть? Что может произойти с ней с учетом событий в Венесуэле, особенно если Мадуро свергнут?
— Существует множество факторов, которые влияют на динамику рынка нефти. Мы ожидаем, что цена на нефть, разумеется, не будет расти, однако она вряд ли резко упадет по сравнению с нынешним уровнем. Но для нас это больше не имеет такого большого значения, потому что цена, необходимая российской экономике, — это примерно 40-45 долларов за баррель.
— А экономические отношения? Вы хотите сказать, что экономические отношения [с Венесуэлой] тоже не имеют для вас большого значения?
— Конечно, отношения с Европой, Китаем, Японией, Индией… Существует целый ряд стран, которые стоят в списке выше Венесуэлы.
— Это был министр экономического развития России Максим Орешкин, он пришел в нашу студию здесь, в швейцарском Давосе. Благодарю вас!
