За последние 40 лет я потратил так много сил и энергии, изучая фиксацию неоконсерваторов на антигерманской, а теперь и антироссийской идее, что сейчас довольно придирчиво выбираю примеры, которые позволяю себе разбирать.
Однако я не могу пройти мимо такой легкой мишени. В недавно опубликованной в журнале «Американ интерест» ("The American Interest") статье Рихарда Херцингера «Российское лобби в Германии» ("Germany's Russia Lobby") явно заметны и германофобия, и русофобия. Херцингер объясняет, что «в немецкой культуре издавна, от Ницше и Манна до Меркель, с уважением относились к России».
Обвинения в адрес России и Германии продолжаются, и вот уже Херцингер обрушивается на Ангелу Меркель за ее решение покупать у путинской России природный газ. Похоже, что «Россия в сознании немцев играет роль воображаемого, подсознательного "варианта"».У читывая прошлое Германии, которое не было демократическим, и которое продолжает определять ее отношения с остальным миром, эту страну притягивает «российская автократия». Трамп еще больше усилил эту тенденцию, ведь он «с невероятным восхищением и теплотой относится к Владимиру Путину». А это, читаем мы, подталкивает немецкие антидемократические силы к дальнейшему сближению с русскими. И в результате всех этих событий «демоны немецкого национализма, которых считали в целом побежденными, снова поднимут головы и будут наводить ужас».
И хотя Херцингер не находит доказательств тому, что сама Меркель или ее наиболее вероятный преемник, Аннегрет Крамп-Карренбауэр (Annegret Kramp-Karrenbauer) откажутся от «приверженности Трансатлантическому партнерству и его общим ценностям» (читай услужливости по отношению к влиятельным фигурам внешней политики Вашингтона), он опасается, что «путинское лобби почти наверняка усилится» наряду с «популяризаторами Путина», которые «изображают авторитарный режим Путина как естественное выражение уникальности России». Херцингер настаивает на том, что в этом нет «ничего нового», и еще начиная с XIX века немецкие мыслители «создавали мифический образ России, к которому они питали нечто среднее между страхом и восхищением».
Вольно надерганные Херцингером цитаты немецких авторов призваны доказать, что те испытывали нездоровое влечение к российской политике и культуре. Но были ли благожелательные замечания Ницше о России более распространенными, чем его вдохновенный поток восхищения французами? А Ницше ведь, кстати, вовсе не был националистом; обычно он противопоставлял более творческие нации немецкому "Spiessbürger" (мещанину, бюргеру). Можно было бы точно также составить список антироссийских цитат немецких интеллектуалов и политиков, особенно между двумя мировыми войнами, на которых русские и немцы убивали друг друга.
Херцингер цитирует немецких националистов межвоенного периода Эрнста Никиша (Ernst Niekisch) и Артура Мёллера ван ден Брука (Arthur Moeller van den Bruck), называя их русофилами. Однако другие немецкие консерваторы 1920-х годов — например, философ истории Освальд Шпенглер — были крайне враждебно настроены к Советской России. Кстати, любопытно, может ли Херцингер привести хоть одну цитату из первых уст, которая даст нам понять, что Меркель — «немецкая националистка»? Что же в послужном списке этого политика, при которой в страну хлынули потоки молодых мужчин-мигрантов, предположительно из Сирии, указывает на то, что она патриотка Германии?
Херцингер заявляет, что после Первой мировой войны немецкие националисты и немецкие левые выступали за тесные связи с Советской Россией. Для этого была очевидная причина. И Германская Республика, и Советский Союз были лишены значительной территории победителями в конце войны, и на переговорах в Версале с ними обращались как с противниками. По понятным причинам две отвергнутые всеми державы полагали, что их объединила «общая судьба» (Schicksalsgemeinschaft), и в 1923 году заключили оборонное соглашение. Херцингер правильно отмечает, что во время холодной войны некоторые немцы испытывали «культурное презрение» к США. «Россия, по мнению многих немцев, представляет собой нечто противоположное: культурную нацию, которая ценит идеалы поэтов, художников и интеллектуалов».
Позвольте мне уточнить. Оставшиеся после 1945 года немецкие правые националисты не доверяли США, которые они считали германофобскими. Они также положительно относились к биполярному миру, считая, что Советы и американцы будут контролировать друг друга в Европе. Но немецкие интеллектуалы, такие как Карл Шмитт (Carl Schmitt), откровенно ненавидели Советский Союз, который считали носителем враждебной коммунистической идеологии. В любом случае нет ничего специфически немецкого в том, что европейцы негодуют на американцев. Во время войны против Ирака неоконсерваторы набросились на французов за их закоренелый антиамериканизм. Конечно, как только этот всплеск ненависти подутих, наши разжигатели вернулись к своим любимым европейским мальчикам для битья.
Краеугольным камнем в рассуждениях Херцингера о том, почему немецкие антидемократы не могут противостоять самодержавным русским, является трактат «Наблюдения аполитичного», который был завершен знаменитым немецким романистом Томасом Манном в 1918 году. По словам Херзингера, в этой работе автор «пришел к некому схематическому культурно-историческому противопоставлению, где с одной стороны была Германия и Россия, а с другой —западные демократии». Но на самом деле черновики этой работы были написаны в то время, как немцы и русские стреляли друг в друга на поле боя, и восхваление русской духовности, особенно среди крестьян, вряд ли отражало образ мыслей типичного немца.
В 1913 году чешский патриот Томас Масарик, который был на стороне союзников в Первой мировой войне, сделал наблюдения, подобно Манну, о благочестивых русских крестьянах в России и Европе. Образ русских у Манна совпадает с тем образом, который мы находим в довоенных сочинениях более позднего венгерского коммуниста Георга (Дьёрдя) Лукача. Как и Манн, Масарик и Лукач писали свои хвалебные оды русским на немецком языке. Интересно, при чем тут вообще решение Меркель покупать природный газ у россиян?
