Когда мне было 14 лет, в нашу молодежную группу при церкви пришел лектор, чтобы поговорить о сексуальной чистоте. Я не помню подробностей этого разговора, но хорошо запомнила, как подписала карточку «Настоящая любовь ждет» с обещанием, что останусь девственницей до свадьбы. Двадцать лет спустя этот ритуал кажется мне почти безобидным: какое значение может иметь небрежная подпись подростка, у которого было весьма отдаленное представление о том, что такое секс? Тем не менее это был душевный груз, от которого многие мои сверстники, и я в том числе, до сих пор пытаются избавиться.
Большинство взрослых, сформировавшихся в евангельских церквях в 1990-х и 2000-х годах, воспитывались в так называемой «культуре чистоты», — этот термин означает, что необходимость сексуального воздержания до брака была очень важной частью учения. У нас были свои собственные ритуалы, такие как «балы чистоты», и собственные товары, такие как «кольца чистоты». У меня был дневник «Жди меня», который я вела на первом курсе в колледже; придуманный известной христианской поп-певицей, дневник был предназначен для писем моему будущему мужу. Он обещал, что если я останусь чистой, то Бог в награду за хорошее поведение пошлет мне мужа — до 30 лет, само собой, чтобы у нас было много детей.
Почему-то мы с Богом, видимо, не поняли друг друга, ведь муж так и не появился. Прошло двадцать лет, и я больше не придерживаюсь культуры чистоты, в основном потому, что ей нечего предложить христианам старше 23 лет. И все же в последнее время я все чаще тоскую по гармоничной этике сексуальных отношений, которую предлагала культура чистоты. Разве культура согласия — лучшая замена?
Влияние культуры чистоты хорошо описано в таких книгах, как «Непорочная» («Pure») Линды Кей Кляйн (Linda Kay Klein), и под хештегом #бывшийвангелист в онлайн-сообществах. Вместо того, чтобы подчеркивать, что секс в браке — это дар, культура чистоты обычно клеймит позором секс вне брака. Вот один из примеров фольклора нашей молодежной группы, «игра», в которой чашку передавали по кругу. Каждый из нас плевал в чашку, пока у последнего не оказывалась чашка, полная плевков. «Ты хотел бы это выпить?— нараспев произносил пастор. — Нет. И именно такими вы будете казаться остальным, если будете с кем-то спать». Молодых женщин, от которых все ждали, что они будут сдерживать вожделение мужчин и свое собственное, впереди ожидали серьезные испытания.
Мне 34 года, я не замужем и исповедую христианство, но со временем я перестала придерживаться стандартов чистоты, которые унаследовала от своего религиозного сообщества. Можно было бы подумать, что этика отсутствия стыда пастора Больц-Вебер — как стакан воды для иссохшей по милосердию души. Вместо этого я чувствую себя потерянной. Ведь среди ужасных басен о женском теле и о том, как разгневается Бог при виде бретельки бюстгальтера, сторонники чистоты, — по крайней мере, лучшие из них — пытались также рассказать нам, что секс в браке — это дар. Поскольку христианство учит, что брак — это не просто юридическое партнерство, а духовный обет, семейный секс — это способ в любое время выразить с помощью тела, что теперь эти двое живут один для другого.
Пока я продолжаю ходить на свидания в надежде встретить партнера, мне не хватает наставления о том, как объединить веру и сексуальность таким образом, чтобы в последней было больше смысла, чем мои собственные желания. Здесь может помочь христианское учение о таинстве. Все создания, включая человеческие тела, с помощью благодати раскрывают более глубокую духовную истину. Другими словами, материя имеет значение. Поэтому, когда человек вступает в половую связь с другим человеком, как сказали бы христиане, это не «просто» тела, следующие естественным, выработанным эволюцией устремлениям, но и встреча душ. Провозглашать эту истину сегодня кажется до неловкости старомодным, и в то же время очень ценным. Даже нерелигиозные люди подтверждают, что во время близости происходит нечто «большее», каким бы таинственным это ни казалось.
Вот почему этика половых отношений, основанная на согласии, — то, с чем отошедшие от «культуры чистоты» люди с трудом себя отождествляют. Конечно, согласие — это не подлежащая обсуждению базовая вещь, которую христианские общины упускают из виду. (Я никогда не слышала о согласии в молодежной группе.) Но два человека могут согласиться на что-то, что тем не менее наносит им ущерб или является эгоистичным. Согласие имеет решающее значение для защиты от сексуального насилия и других форм принуждения. Но оно не всегда может уберечь нас от людей, использующих других более незаметными способами. Мне нужны более разумные категории того, что хорошо и плохо, помимо согласия, — это базовое условие, но не более того — и нечто большее, чем общее напоминание о том, что не нужно вести себя по-скотски. Я могу узнать об этом от Дана Сэвиджа (Dan Savage, автор колонок о сексе в нескольких журналах в США и Канаде — прим. редакции ИноСМИ), но я также хочу знать, что на этот счет думает Иисус.
Культура чистоты в том виде, в каком ее преподносили моему поколению, причиняла боль многим людям и мешала им познать любовь и милосердие Бога, лежащие в основе христианской веры. К сожалению, многие церкви до сих пор пропагандируют ту или иную версию культуры чистоты, хотя некоторые из них пытаются отделить ее от сексизма и навязывания стыда, которые были присущи ее предыдущим изводам. Культура чистоты, придуманная для подростков-евангелистов в 1990-х годах, не является будущим христианской сексуальной этики. Но также будущим не являются и прогрессивные христианские взгляды, которые разрешают случайный секс во имя самовыражения и отделяют секс от верности заветам и самоотверженной любви.
Иногда я думаю о своем обещании чистоты и письмах к моему таинственному будущему мужу и нахожу эти практики наивными и манипулятивными. Но часть меня хочет, чтобы сказка о культуре чистоты сбылась. Несмотря на то, что я возмущена тем, какое влияние культура чистоты оказала на юных девушек вроде меня, я все еще нахожу традиционные христианские представления о сексе в браке радикальными, пугающими и в то же время чрезвычайно убедительными, — и я все еще готова их поддержать, хотя и колеблюсь.
