На этой неделе, после 19 месяцев согласований и ожидания, началась уже не протокольная, а реальная работа сирийского Конституционного комитета. В его запуск мало кто верил, но тем не менее это произошло.
Фоном к событию стало первое за несколько лет интервью президента Сирии Башара Асада сирийским СМИ. Асад выступил настолько жестко и бескомпромиссно, что после такого работу комитета можно было бы считать бессмысленной.
Однако в сирийском урегулировании больше не на что надеяться, кроме как на этот комитет. Альтернатива ему — это или продолжение гражданской войны, или признание победы режима Башара Асада. Впрочем, сам себя победителем он считает уже давно.
Приближали, как могли
Почти два года ООН и три страны-гаранта «астанинского процесса» (Россия, Турция и Иран) работали над тем, чтобы запустить работу Конституционного комитета по Сирии. Впервые идея создать такой комитет прозвучала в ходе сирийского Конгресса национального диалога в Сочи в январе 2018 года. Фактически это была российская идея, которую поддержали Турция и Иран. Без них подготовка состава комитета, куда входит 150 человек — по 50 от правительства, оппозиции и гражданского общества Сирии, — была бы невозможной.
И тогда, и сейчас запуск Конституционного комитета представлялся единственным шансом усадить за один стол все стороны конфликта. Другое дело, что результат никто не гарантирует. Но два года назад даже простой запуск Конституционного комитета было представить очень трудно.
С тех пор ситуация в Сирии кардинально изменилась. Перестали существовать три из четырех зон деэскалации, площадь территории, подконтрольной официальному Дамаску, существенно расширилась. Но главное — астанинский формат, а особенно российско-турецкий союз доказали свою прочность.
Сблизилась Россия и с Саудовской Аравией и Катаром, которые имеют существенное влияние на сирийскую вооруженную оппозицию. Оппозиционеры стали заметно сговорчивей. Те, кто отказывался присылать своих делегатов в Сочи, сегодня участвуют в переговорах в Женеве.
Десять месяцев астанинская тройка согласовывала состав комитета с Дамаском, оппозицией и друг с другом. Наибольшую проблему представляли места, которые полагались гражданскому обществу Сирии. Кандидатов предлагала ООН, но одобрить их должны были все стороны. Учитывая, что задача «гражданского общества» — уравновесить позиции правительства и оппозиции, и те и другие делали все возможное, чтобы третья группа действовала в их интересах.
Состав «гражданского общества» получился весьма разнообразным. В этой группе оказались и те, кто работал с Дамаском, и те, кто все эти годы провел за рубежом, в том числе контактировал с оппозицией.
Процесс досогласования шести имен затянулся еще на девять месяцев. Упорствовали то Дамаск, то оппозиция.
Новый спецпосланник генсека ООН Гейр Педерсен оказался удачливее своего предшественника. Впрочем, без помощи астанинской тройки он обойтись не смог. Комитет был сформирован только после того, как была найдена «формула досогласования», устроившая Дамаск, которому разрешили предложить четыре имени в список от гражданского общества, еще два имени назвала ООН.
Кроме того, Дамаск получил гарантии, что все решения комитета будут приниматься или на основе консенсуса, или при наличии 75% голосов за. Такого большинства априори нет ни у правительства, ни у оппозиции.
И все равно найденный компромисс не гарантировал, что комитет начнет свою работу. Споры вокруг имен продолжались до последнего момента. ООН опубликовала официальный список комитета только после того, как 30 октября в штаб-квартире организации в Женеве состоялось его первое заседание.
Известно, что несколько человек, предложенные в состав комитета от гражданского общества, отказались от оказанной им чести. Некоторые сделали это под давлением (кто-то утверждает, что со стороны режима, кто-то — что оппозиции). Один из кандидатов просто не приехал на заседание в Женеву, не уведомив о причинах.
В итоге на открытии работы комитета присутствовали, как и было заявлено, 150 человек. При этом предварительный список комитета, который был в распоряжении журналистов, несколько отличался от финального. Видимо, у ООН была скамейка запасных.
В первый день работы состоялось лишь торжественное заседание, где выступили Гейр Педерсен и два сопредседателя комитета — главы делегаций от правительства Ахмед аль-Кузбари и от оппозиции Хади аль-Бахра.
Второй и третий день заседаний ушли на то, чтобы каждый из 150 членов комитета смог представиться и высказать свое мнение о происходящем — в конце концов, многие из этих людей не только впервые увидели друг друга, но и впервые услышали имена своих будущих партнеров по переговорам.
Особенно это касалось представителей гражданского общества — 29 из них приехали из Дамаска, 21 — из Европы и арабских стран. Гейр Педерсен провел с этой группой дополнительные часы, чтобы объяснить им важность возложенной на них миссии — быть посредниками. Тем более что с началом работы комитета страсти вокруг этой части списка не стихли.
Еще в Сочи появилась договоренность, что каждая из частей комитета представит 15 человек в рабочую, или, как ее назвали, редакционную группу. В первый день работы комитета и оппозиция, и правительственная делегация уверенно заявляли, что их делегаты для этой группы уже утверждены. Представители «гражданского общества» лишь пожимали плечами и говорили, что продолжают обсуждать этот вопрос с Гейром Педерсеном.
Только к концу третьего дня работы комитета спецпосланник генсека ООН смог уверенно заявить, что список из 45 человек составлен и готов приступить к работе. Когда вновь соберется полный состав комитета из 150 человек, пока неизвестно. Для этого нужно, чтобы редакционная группа предъявила хоть какие-то результаты, которые требуют утверждения. Дебаты могут идти бесконечно.
Ни доверия, ни диалога
Казалось бы, теперь можно спокойно выдохнуть — работа комитета стартовала. Более того, делегация, представляющая интересы официального Дамаска, согласилась обсуждать текст новой Конституции страны, хотя до последнего момента упорствовала, что готова обсуждать только поправки к действующей Конституции. Убедить их смогла Москва. Согласно российской позиции, если поправок много — это фактически новый текст, так что разницы в терминах нет.
Президент Сирии Башар Асад принял этот аргумент, при этом в интервью сирийским СМИ, вышедшим на следующий день после начала работы комитета, подчеркнул, что Дамаск не делал никаких уступок в том, что касается работы комитета, разве что в незначительных деталях. Он особо отметил, что для Запада и оппозиции, которые хотели бы использовать комитет против Дамаска, согласие сирийского правительства на начало работы этой структуры стало сюрпризом.
Судя по словам Асада и по поведению оппозиции в Женеве, каждая из сторон конфликта прежде всего заинтересована в том, чтобы не стать ответственной за срыв переговоров. Тут достаточно вспомнить, как оппозиция фактически отказалась комментировать сообщения о том, что два человека в делегации Дамаска обвиняются в пытках заключенных, а один числится в американских списках террористов. «Пусть разбирается ООН», — такова суть ответа Хади аль-Бахры.
Со своей стороны, силы, близкие к правительственной делегации, всячески намекают журналистам, что оппозиция согласилась на переговоры, потому что оказалась загнанной в ловушку — Башар Асад побеждает, и у них нет другого выбора. Кроме того, Дамаск подчеркивает, что это не политические переговоры и работа комитета совсем не похожа на дискуссии, которые проходили в Женеве несколько лет назад.
То же самое сказал в интервью и президент Асад. По его словам, решения комитета не приведут к всеобъемлющему урегулированию сирийского конфликта — это возможно только после полной победы над террористами и окончанием внешнего вмешательства в дела Сирии. Башар Асад также дал понять, что не примет никаких выборов под эгидой ООН — мол, Конституционный комитет не имеет к этому никакого отношения. После таких слов можно было бы счесть работу комитета бесперспективной.
«Мы говорим сейчас откровенно, зачем лгать и вести дипломатические беседы? Фактически есть одна сторона [в комитете] — выразитель национальных интересов, которая имеет дело с агентами и террористами. Это просто. Но из-за того, что необходимо вести дипломатические беседы, чтобы никого не обидеть, я скажу вам, что это сирийско-сирийский диалог», — сказал в интервью Башар Асад.
Этим он сразу объяснил свое отношение и к оппозиции, и к происходящему: хотели диалог — получите, но никакого отношения к реальным событиям в Сирии это иметь не будет. И пусть оппозиция и гражданское общество требуют включить в работу комитета вопрос о заключенных и пропавших без вести, а кто-то мечтает о переходном периоде между принятием новой Конституции и выборами, в ходе которого сирийский режим будет удален от власти — все это пустые надежды. Но придраться международному сообществу будет не к чему, если делегация, представляющая интересы Дамаска, будет примерно заседать в комитете.
Вопрос в том, насколько хватит терпения у оппозиции вести диалог без явного результата и каким будет расклад сил на земле на этот момент. Тем более оппозиция, которая ведет переговоры, и те, кто продолжает воевать в Сирии, становятся все дальше и дальше друг от друга.
Кроме того, как выяснилось, США из Сирии уходить пока все-таки не собираются, как не собираются пускать на самотек и политическую ситуацию в этой стране. А это создает сложности для астанинской тройки, которая готова сделать все возможное, чтобы оградить переговоры Конституционного комитета от любого внешнего вмешательства, кроме своего собственного.
Многое также зависит от отношений Турции с США и Россией и реализации турецких планов в Сирии — как по борьбе с курдскими формированиями, так и по переселению сирийских беженцев и удержанию контроля за сирийской вооруженной оппозицией. Пока ситуация на северо-западе и северо-востоке Сирии слишком нестабильная.
В то же время без переговоров вокруг Конституционного комитета ситуация будет выглядеть совсем безнадежной. США и Великобритания, наиболее скептически настроенные к идее Конституционного комитета, могут сколько угодно говорить о том, что это иллюзия переговоров, но других вариантов у них сейчас нет.
Альтернатива переговорам: продолжение гражданской войны или насильственное свержение режима, что нереально. Другой вариант — признание фактической победы Башара Асада. Но это тоже не устроит международное сообщество, тем более всех сирийских проблем это не решит. Поэтому пока остается положиться на работу Конституционного комитета в надежде, что через него можно будет принять хоть какую-то формулу будущего Сирии, которая устроит все заинтересованные стороны как внутри страны, так и за ее пределами. Но до этого еще очень далеко.
Сколько продлится работа комитета, пока неясно. Дамаск настоял, чтобы никаких временных ограничений принято не было. Сирийскому режиму некуда торопиться. С одной стороны, было бы удобно провести намеченные на 2020 год парламентские, а на 2021-й президентские выборы на основе новой Конституции и закрепить легитимность действующего режима в глазах мирового сообщества. Но с другой — ничто не мешает Дамаску провести выборы по старой Конституции или вообще отложить их под предлогом переговоров в Конституционном комитете.
Башар Асад чувствует себя победителем при любом раскладе, по крайней мере до тех пор, пока в Сирии остаются российские и иранские военные. И ему не мешает то, что часть территории страны еще не возвращена под контроль Дамаска, а международное сообщество отказывается выделять помощь на восстановление Сирии. Напротив, внешний враг всегда удобен, чтобы списывать на него все проблемы и беды. Другое дело, что ситуация в регионе непредсказуема. За то время, что в Женеве будут идти переговоры, в Сирии может произойти все, что угодно.
