Интервью с генералом Романом Полько (Roman Polko).
Fronda.pl: Прошел юбилейный саммит НАТО. Польша называет его итоги своим большим успехом. Президент Анджей Дуда (Andrzej Duda) отметил, что принцип коллективной обороны Альянса получил подтверждение. Действительно ли можно говорить об успехе? В итоге мы услышали лишь то, что НАТО не отказывается от выполнения своей основной функции. Что вы об этом думаете?
Роман Полько: Удалось сгладить конфликты, возникшие из-за высказываний президентов Франции и Турции. Это, несомненно, некий успех, однако, хвалиться им преждевременно. До саммита нас терзало беспокойство, поскольку мы увидели попытку заблокировать основную функцию НАТО, которая заключается в оказании поддержки в рамках Пятой статьи Вашингтонского договора и финансовой помощи странам восточного фланга. Саммит прошел, но многое еще предстоит сделать.
Альянс должен быть способен действовать согласованно. Ситуация, когда звучат такие высказывания, как мы услышали из уст Эммануэля Макрона, недопустима. Европейским членам НАТО, в первую очередь Франции и Германии, следует брать пример с таких стран, как Польша и начать выделять на оборону как минимум 2% от ВВП. Названные государства очень постепенно приходят к осознанию, что это необходимо. Пришло время изменить ситуацию. Саммит не принес ничего нового, между тем нам следует подать России четкий сигнал Альянс сплочен и силен, он не позволит себя расколоть.
— На саммите утвердили инициативу «4 по 30»: к 2020 году должны появиться силы повышенной готовности, состоящие из 30 мотопехотных батальонов, 30 воздушных эскадрилий и 30 боевых кораблей, готовых к применению в течение 30 дней. Это верный шаг с военной точки зрения?
— Инициатива «4 по 30», как и звучавшие ранее обещания создать силы быстрого реагирования, это, честно говоря, пока, скорее, риторика и пропаганда, чем нечто конкретное. Когда в 1999 году Польша вступала в НАТО, я лично со своим 18-м батальоном принимал в Италии участие в учениях сил быстрого реагирования. Это уже было, но их ликвидировали, поскольку кто-то в Альянсе решил, что у нас, как говорил Фукуяма, конец истории, а миру ничто не угрожает. То, что хорошо функционировало, разрушили.
Сейчас Альянс возвращается к прежним концепциям, снабжая их новой оберткой. Я надеюсь, что все не закончится на заявлениях, а инициатива «4 по 30» не застрянет на этапе планирования. Я поверю, что так происходит, когда эти силы начнут отрабатывать совместные действия, а Альянс вновь, как раньше, начнет проводить учения оперативного масштаба.
Владимир Путин постоянно проверяет уровень готовности и координации своей армии, у россиян единое командование. Между тем в НАТО единомыслия нет, и это дает России преимущество. Альянс снова должен стать одним железным кулаком. Нельзя, чтобы его члены способствовали усилению Москвы, покупая у нее энергоресурсы или зенитные ракетные комплексы, строя «Северный поток — 2». Это предательство натовской идеи. Нам следует действовать согласованно и вместе противостоять угрозам на восточном фланге. Без этого реализация Третьей статьи, гласящей, что каждая страна должна создавать собственный оборонный потенциал, останется фикцией, а НАТО — «бумажным тигром».
— Эстонский вице-премьер, реагируя на слова Макрона о «смерти мозга» НАТО, признал, что не верит в союзнические гарантии. Он предложил другим странам Балтии и Финляндии создать свой «план Б». Это регион действительно окажется беззащитным в случае нападения?
— Беззащитными нас назвать нельзя, но гарант силы Альянса — это сейчас только США. Резкие заявления Дональда Трампа, призывавшего увеличивать расходы на оборону, или высказывания представителей стран Балтии можно понять. Мы живем в мире, в котором существует реальная угроза. Как говорил покойный президент Лех Качиньский (Lech Kaczyński): сначала Грузия, потом Украина…
Война в электронной сфере уже ведется, постоянно совершаются атаки на компьютерные системы США, Франции, Германии. Нам есть чего бояться, поэтому возникает необходимость создания собственного потенциала. Слова о «плане Б» следует воспринимать как призыв к тому, чтобы проснуться и сделать что-то вместе. Эстонцы наверняка не хотят искать альтернатив НАТО, поскольку это невыполнимая задача. Страны восточного фланга вместе с Финляндией не смогут защитить себя без помощи союзников.
— Альянс праздновал 70-ю годовщину со дня своего создания, мы отмечали 20-ю годовщину присоединения к нему Польши. В верном ли направлении в последнее двадцатилетие шло развитие польской армии, можно ли сказать, что в военном отношении мы сейчас находимся в лучшей ситуации, чем в 1999 году? Есть мнение, что на самом деле наш потенциал не увеличился, а, наоборот, уменьшился.
— У польской армии есть свои слабые стороны, ей многого не хватает, однако, с 1990-х годов она преобразилась. Я служил в тех вооруженных силах, участвовал в первой миссии в Югославии. То, с чем мы туда отправились, не выдерживало никакой критики. Нам недоставало средств связи, бронетранспортеров, огневой мощи. Проблемы были и с координацией: туда ехали не те, кто на самом деле хотел, а те, кого туда отправили. Армия не отрабатывала реальные задачи, а только устраивала представления с разбиванием головой черепицы или горящих бетонных блоков. Сейчас она приобрела боевой опыт, побывала в Югославии, Косово, Ираке, Афганистане. Там появились думающие опытные люди, которые знают, как выглядят настоящие военные операции.
Мы преодолели проблемы с английским языком, освоили процедуры НАТО, научились прекрасно взаимодействовать. В 2020 году к польским силам специального назначения вновь перейдет командование передовой группой Альянса «Острие копья». В этой сфере мы лидеры. Войска территориальной обороны отлично взаимодействуют со своими коллегами из США, создается новое качество. Правда, остаются еще проблемы с техникой у авиации и военного флота, при этом современные технологии стоят очень дорого. Можно долго перечислять, чего нам не хватает, но по сравнению с состоянием вооруженных сил в 1990-е годы, я считаю, произошли революционные изменения. В Ирак мы ехали с техникой, которую военные защищали мешками с песком и листами жести. Сейчас все тоже не чудесно, но такой самодеятельности и любительщины больше нет, да и сами военные не согласятся ехать на чем-то таком, не позволят себя в нечто подобное усадить.
— За последние двадцать лет изменился также подход к готовности. Военные не находятся в казармах, а приходят на работу. Это не ослабляет армию?
— Когда я командовал специальным подразделением, нам давалось 40 минут на то, чтобы собраться и покинуть место расположения казарм со всей техникой и экипировкой. Вопрос только, для чего была нужна такая готовность. Мы могли поднять военных, но те не были готовы сражаться. Треть моих солдат, с которыми я отправился на первую миссию в Югославии, не могли нормально стрелять. Отсутствовали нормальное обучение и подготовка, армия существовала на бумаге. Там отрабатывали «пеший танковый ход»: если не было танка, солдаты шли четверками и время от времени один из них говорил «бабах», изображая стрельбу. Вот такая боевая готовность! Она хорошо смотрелась только на разных торжественных мероприятиях, куда сгоняли все силы, а будни выглядели печально. Не было также речи об умении взаимодействовать с заграничными партнерами.
Что я получил, став командующим силами спецопераций GROM? Укомплектованность кадрами на уровне 30%, ноль ресурсов, два разваливающихся корабля, никаких тепловизоров и парашютов. Во время миссии на Гаити из 51 бойца только трое владели английским. Сейчас английский, знание процедур союзников — это норма. Возможно, военные не сидят все время в казармах, но, я вам гарантирую, в случае необходимости мобилизация будет проходить нормально. Важно не просто находиться в казармах, а эффективно использовать проводимое там время.
