Эмигрантская история Олега и Юлии — это история успеха. Бизнес-консультант по интернет-технологиям семь лет назад перевез семью из России в Литву, помог жене реализовать давнюю мечту — открыть образовательный центр. Сегодня их Международный образовательный центр NeoZebra — чуть ли не первое учебное заведение в Литве, полностью переключившееся на онлайн-обучение даже до официального объявления карантина.
Но за каждой историей успеха мигрантов всегда стоит готовность умение найти свою нишу на новом рынке, быть гибче в своей стратегии и работать 24/7. Правда, последнее качество, признают москвичи, в Литве они постепенно утратили — Вильнюс подействовал в хорошем смысле слова усмиряюще.
Юлия: Здесь и детям комфортнее, и нам тоже. Очень переживаем за наших близких и друзей, которые живут в России. Держим с ними связь каждый день. Там все запаздывает примерно на две недели. У нас карантин начался в середине марта, а в Москве жесткие меры стали принимать только в последних числах марта.
Олег: Я лично очень доволен тем, что наша семья в Вильнюсе. Я тут даже составил индекс осознанности. Скорость распространения вируса — это некий индекс развитости страны: меры, предпринимаемые быстро и сообща правительством, военными и гражданским обществом, помноженные на готовность граждан этим мерам подчиняться. И Вильнюс в этом плане вдохновляет. Центр города опустел очень быстро, когда правительство только начало обсуждать, как реагировать. Вообще, мы голосовали за прошлого мера Артураса Зуокаса, но мы рады, что сейчас работает молодая команда. И, на мой взгляд, она принимает решения оперативнее и в хорошем смысле жестче, чем правительство.
Delfi: Почему семь лет назад вы переехали именно в Литву?
Олег: Нам переехать хотелось всегда — даже до экономического кризиса и начала войны с Украиной, но это желание не превалировало в нашей жизни. Мне всегда было понятно, что власть в стране в принципе не сильно меняется со времен Октябрьского переворота 1917 года. И раз за сотню лет не произошли изменения в сознании, то откуда их можно было ждать? Начни с себя? Так мы никогда и не гадили ни в своих, ни в чужих в подъездах… Сначала собрались в Чехию, но вдруг узнали, что там закрутили гайки в миграционном законодательстве. А потом родился сын, спустя четыре года родилась дочка — было не до мыслей об эмиграции.
Восемь лет назад я позвонил другу узнать, как у него дела с эмиграцией за океан. Он ответил, что там надежд мало и что завтра летит в Вильнюс. Я удивился: почему Вильнюс? Он объяснил, что в Литве можно получить ВНЖ по бизнесу, и бросил ссылки. Я быстро прочитал, пересказал все Юле и сообщил ей, что хочу полететь завтра же. Жена поддержала: ну что ж, снимай деньги и лети. Я точно помню, что ровно через две минуты перезвонил другу и сообщил, что лечу с ним. Ну и процесс пошел. Я периодически летал в Вильнюс, наслаждался Старым городом… Смешно, но в то время в России был запрет на поставку «Боржоми», которая свободно, да еще в стекле продавалась в Вильнюсе — возил домой такую псевдоконтрабанду.
Примерно через год нужно было решить, пойдет или не пойдет осенью сын в школу. Мы поняли, что, если сын пойдет в первый класс в Москве, то мы точно надолго застрянем в России. А еще нас подстегивала надвигавшаяся школьная реформа, да и общее падение уровня образования. Мы изучили разные школы в Вильнюсе, и в итоге остановились на международной.
Но, если честно, мы воспринимали Литву как трамплин, не думали, что останемся здесь жить. Мечтали о Таиланде и Кипре, где теплый климат. Но в итоге победило удобство транспортного сообщения с Россией, где оставались родные и близкие, а также вероятность того, что удастся быстро легализоваться. Для нас Вильнюс — это альтер эго любимого Сингапура, только за окном нет моря, и частенько холодно и пасмурно.
Delfi: С каким бизнесом вы переезжали и как появилась идея создать образовательный центр?
Олег: Мой бизнес связан с интернетом. Это не удаленка. Это дистанционная работа. Я некоторых своих клиентов, с которыми работаю уже 15 лет, никогда не видел вживую. Когда в Литве был лит (национальная валюта Литвы — прим. ред.), работать отсюда было очень выгодно. Но, в принципе, для моей работы местоположение не играет роли.
Юлия: А мне давно хотелось открыть детский центр. Но, к счастью, мы это не успели сделать в Москве. Сначала мы сделали несколько детских групп разного возраста, потому что нашему сыну и детям друзей, которые учатся в международной школе, нужны были занятия по русскому языку. Потом появились занятия по истории искусств. В начале наш центр посещали только дети из приезжих семей. А затем выяснилось, что и мамам детей тоже нужны занятия — только по литовскому. Выбрали методику, пригласили педагога и начали с нашими мамами заниматься. Так к дошкольному и школьному добавилось взрослое направление.
Потом стали делать летний лагерь. Уже два года принимаем не только местных детей, но и из-за рубежа — Италии, Испании, Америки, Белоруссии и России. Это ребята, которые приезжают к бабушкам и дедушкам, а заодно посещают наши занятия. Сейчас нашим ученикам от года до 60 лет. В итоге постепенно мы разрослись в образовательный центр.
Delfi: Легко ли было найти клиентуру? Вы же все-таки мигранты, потенциальный клиент может решить, что вы плохо понимаете местную специфику… Как удалось добиться доверия?
Юлия: На открытие центра к нам пришло 80 человек. Но главное — не найти, а удержать. Из этих 80 у нас осталось всего 20 человек, в основном, друзья и знакомые. Мы их распределили в группы по возрасту и начали заниматься. А потом приходили, увидев рекламу, услышав рекомендации. На «ноги» мы встали примерно за три года.
Олег: Поскольку я занимаюсь интернет-технологиями, то я попытался перенести опыт продвижения в Москве на Вильнюс. Мы сделали качественный сайт. Запустили рекламу. Но здесь, в Вильнюсе, длинный цикл продаж. Если в Москве я утром поставил рекламу, то уже через несколько минут мне звонит первый клиент, мы подписываем договор, в тот же день приходит оплата по счету, завтра начинаем работать.
Delfi: А почему так получается? Рынок маленький?
Олег: Это совокупность факторов. Во-первых, это самая большая обманка для мигрантов из России, Украины, Белоруссии, что рынок работает так, как дома. Но в Литве другой менталитет. Просто люди привыкли выбирать, они не торопятся. И, да, рынок маленький. Если на улице было три кофейни, а открывается четвертая, то я точно знаю, что одна из них скоро закроется. Рынок не переварит. Мы заняли и успешно занимаем нишу. Сейчас именно в период карантина в образовательном бизнесе все стали примерно равны: как организовали дистанционное обучение, как привлекли клиентов. С точки зрения бизнеса, это очень крутое ощущение.
Delfi: Как к вашей идее отнеслись чиновники? Не было ли ощущения, что каким-то образом тормозят процесс, потому что вы мигранты, да к тому же из России? В чем проще и в чем сложнее иностранному бизнесмену в Литве, особенно из России?
Юлия: У меня было ощущение, что нам все помогали.
Олег: Малый и средний бизнес в Литве действительно двигатель экономики. Однозначно проще в том, что сталкиваешься с меньшей бюрократией, чем в России. Но самое главное отличие — бизнес в Литве по отношению к государству носит уведомительный характер, а не разрешительный. Я это понял, когда прошлой весной руки дошли до регистрации НеоЗебры в различных государственных и образовательных реестрах. Зная, как коллеги в России получали разные разрешения на образовательную деятельность, мы готовились примерно к тому же самому и здесь.
Я безуспешно пытался у каждого специалиста — у меня язык не поворачивается этих людей называть чиновниками — уточнить, где же выдают всякие лицензии и разрешения. И вот, по-моему, только пятый по счету специалист поняла, о чем я говорю: «Это вы про то, как в старые времена было? Нет, у нас такого нет давно уже». В начале это вызывает изумление, что без всяких взяток ты можешь делать то, что хочешь, при чем сразу и абсолютно легально. Открываешься — а дальше рынок решит, жить твоему бизнесу или нет, но никак не чиновник или государство.
Я не припомню ни одного случая, когда бы нам пытались вставить палки в колеса — ни потому, что мы русскоязычные, ни потому, что мы приехали из России, и ни потому, что «понаехали тут» в принципе и лезем учить детей. На днях задавал вопросы сотруднице министерства образования, с которой мы не раз контактировали по вопросам нашего центра. И поскольку две первые недели карантина, пока все были на каникулах, мы активно работали онлайн, у нас возникло много конкретных вопросов. Она нам сказала, что мы со своими вопросами всех опередили, но они в ведомстве обсудят и обязательно ответят.
Специалисты различных учреждений, кстати, с нами чаще общаются по-русски. Единственное, всю переписку мы ведем на государственном языке, чтобы не возникало недопонимания. И это абсолютно правильно! Другой нюанс: так как многие знают русский, но нет постоянной практики, они стесняются говорить по-русски. Но в целом все спокойно идут на контакт, понимают, помогают…
Delfi: Как на вас повлияла эмиграция? В чем вам самим пришлось измениться — привычки, взгляды?
Юлия: Я в эмиграции стала намного спокойнее, терпеливее, менее импульсивной.
Delfi: Потому что темп жизни не такой, как в Москве?
Юлия: Да! Даже когда к нам приезжают сейчас москвичи и минчане, они хотят все успеть, записать своих детей в пятьдесят кружков сразу. А для меня уже — пара кружков есть у ребенка, и все хорошо! Градус спал. Другое дело, когда ты из города, где в любое время суток можно пойти в магазин, аптеку, вызвать врача — тут сталкиваешься с проблемой. В Москве, как Олег шутит, и Porsche Cayenne можно ночью купить. Но зато мы стали запасливее. В этом плане мы в эмиграции изменились. Хотя я называю это не эмиграцией, а переездом.
Delfi: Почему?
Юлия: Потому что я комфортно себя чувствую и там, и там.
Delfi: Но дом для вас где — в Москве или в Вильнюсе?
Юлия: Я сегодня задала этот вопрос детям! У меня дом здесь. Для меня вообще дом там, где моя семья. Оказалось, что и для нашего сына тоже. Сегодня ему тринадцать лет, и он говорит: я и здесь себя не до конца ощущаю, будто бы я дома, и в Москве тоже, потому что она постоянно меняется. А потом добавил: «Когда я с вами дома — это и есть дом». Дочке — восемь лет. Для нее Литва — сто процентов ее дом, хотя она и обожает Москву, потому что там бабушки и дедушки.
Олег: Юля вспомнила эту историю про Bentley в два часа ночи…
Delfi: У Юли был Cayenne!
Олег: Ну мы совсем не автомобилисты… Когда мы прожили здесь год — полтора, я как-то общался с местным бизнесменом, который хотел открыть бизнес в Москве. Я ему сказал, что там даже в два часа ночи можно прийти в автосалон и купить Bentley за наличные. Он удивился: зачем? И я ему тогда сказал: когда ты в принципе поймешь, что это можно сделать, тогда сможешь начать бизнес в Москве. Ощущение, когда ты можешь сделать все, что тебе нужно в любое время суток, ни с чем не сравнить!
Delfi: Олег, но вы считаете, что уже в достаточной степени адаптировались в Литве? Сколько, по вашему опыту, нужно, в среднем, времени русскоязычному мигранту, чтобы адаптироваться в Литве?
Олег: Есть такой образ — «Культурный айсберг». Там на видимой части айсберга разбросаны понятия язык, одежда, фольклор, еда, искусство, литература и праздники. А подводная — огромна. Там есть такие понятия как роль семьи, манеры, идеалы красоты, гендерные роли, юмор, понятия о скромности, воспитание детей, трудовая этика, предубеждения, язык тела. Много чего еще, что скрыто. Так вот адаптация в первые годы — она в основном про ту надводную часть айсберга. А глубокое понимание страны приходит только со временем, с опытом, с многочисленным «наступанием на грабли». Сколько времени нужно на все это? На надводную часть, при должном отношении, нужен год, максимум два. Подводную часть «Культурного айсберга» можно познавать всю жизнь. И, поверьте, это очень увлекательно.
Delfi: А вы в какой части этого айсберга находитесь?
Олег: Это все-таки абстракция. Сложно понять… Мы общаемся с литовцами, с эмигрантами из разных стран, причем разных волн. Люди по-разному на нас реагируют. Литовцам, патриотам в хорошем смысле слова, очень приятно, что мы учим литовский язык. Они просто говорят «спасибо». А как иначе? Ты едешь в чужую страну, где, возможно, могут говорить на русском и, скорее всего, говорят на английском. Могут, но не обязаны. Это вообще очень важный, на мой взгляд тезис: «мы приехали жить в чужую страну». И этот тезис дает множество полезных производных — про уважение к чужой культуре, про необходимость изучения чужого языка, про соблюдение чужих культурных традиций.
Еще даже не приняв окончательное решение, остаемся ли мы жить в Вильнюсе надолго, мы инстинктивно начали глубже изучать историю страны. Я, кстати, как и Юля, избегаю слова «эмиграция». Но, как ни назови, это в первую очередь богатейший опыт, который доступен, увы немногим. Еще по советской школе помню, как к нам в класс несколько раз приходили учиться ребята, которые жили в других странах. Их кругозор, свобода мысли и самовыражения вызывали хорошую зависть. Наверное, в глазах москвичей мы теперь другие: стали тише говорить, держать физическую дистанцию при общении, внимательнее слушать, чаще улыбаться…
Delfi: То есть научились держать дистанцию даже до карантина?
Олег: Да! Даже была появилась шутка в интернете: просить итальянца не жестикулировать и не трогать руками друга во время карантина это все равно, что просить литовцев, наоборот, быть ближе друг к другу. И еще такой нюанс: мы стали выглядеть менее бледными, ведь смога-то над городом нет — и солнце позволяет немного загореть лицу даже ранней весной. А взгляды… не думаю, что они глобально изменились.
Delfi: Вы сказали, что сына отдали в международную школу. А куда пошла учиться дочь?
Олег: Да, сына мы еще до переезда записали в международную школу. Благодаря дружному сообществу, кстати, нам значительно легче было адаптироваться сразу после переезда. То есть у нас был тот же необходимый объем общения, просто с другими людьми из совершенно разных стран. А прошлой весной мы объездили несколько частных литовских школ и буквально влюбились в одну из них, где теперь учится наша дочь. Она очень общительная девочка, страдала, что что-то не понимает, поэтому задалась целью как следует выучить литовский. В двух школах разные образовательные программы. Но дети у нас разные по темпераменту, и каждому из них, как нам кажется, они максимально подходят.
Delfi: А вы рассматривали в качестве возможного варианта русскоязычные школы?
Олег: У нас нет предвзятого отношения к русским школам. У наших друзей и знакомых дети учатся в разных школах, в том числе в русских. Проблемы, которые у них возникали, не были связаны с национальностью или страной происхождения. А все остальные нюансы зависят только от размера класса, выбранной программы, отношения к детям и между детьми. И тут статус или языковая принадлежность школы не имеют значения. Когда мы переехали, то, конечно, думали отдать сына в русскоязычную школу. Но ни в одной из них нам тогда не понравилось.
Юлия: К нам в НеоЗебру приходит много детей из русскоязычных школ за дополнительным образованием. И у них, и у их родителей одна и та же боль — литовский язык в русских школах. Сейчас у нас есть группа — это полкласса одной из русскоязычных школ, которые ходят к нам на литовский. Они ужасно боятся, что не сдадут госэкзамен по литовскому. Я знаю, что часть детей с литовскими паспортами просто уезжает, например, в Англию, чтобы закончить последний год и не сдавать литовский. И там остаются поступать в какой-нибудь вуз. Надо менять ситуацию. Например, задуматься об индивидуальном подходе к ребятам, которым плохо дается литовский язык. Надо брать не методику литовских школ для русских школ, а преподавать литовский как иностранный. У нас они буквально за год поднимают уровень языка до нужного уровня. Но сколько это отнимает денег у родителей и нервов у детей! Это же серьезный психологический барьер! Дети молчат на занятиях, потому что стесняются говорить. Это большая проблема!
Delfi: А что, на ваш взгляд, еще необходимо менять в русскоязычных школах?
Юлия: Давление педагогов. Жесткое требование дисциплины. Причем, чем больше давят, тем хуже отзывы родителей о дисциплине в этой школе. Некоторые родители даже переводят детей прямо посередине первого класса. Поводок надо все-таки ослабить! Мы же уже в другое время живем.
Олег: Я не верю в перспективу массового русскоязычного образования, если честно. Основной язык на нашей планете — английский. Это, кстати, прекрасно понимает и принимает литовская система образования — у литовских детей отменный английский язык. Меня с самого начала это приятно поражало. Но обучение на родном языке очень важно для сохранения того самого «Культурного айсберга». Без родного языка мы теряем идентичность. Да, для многих сегодня русский язык — язык агрессора. Но Пушкин, Толстой и Достоевский не были агрессорами. Русский язык — 7-й по популярности в мире, на нем говорят 254 миллиона человек. Семь лет назад русский стал вторым по популярности языком в интернете. И он шестой официальный язык ООН. Моя любимая фраза — знание русского может увеличить вашу зарплату при трудоустройстве.
Delfi: Как, кстати, история с коронавирусом повлияла на работу вашего центра?
Юлия: Мы перешли в виртуальное пространство, причем пока все школы были еще на каникулах. Мы же не государственный центр, так что рассчитывать можем только на себя, поддержку своих педагогов, студентов и детей, которые к нам ходят. Важно понять, что сейчас другого способа просто нет. Хорошо, что у нас есть эта возможность — работать онлайн. Одна дверь закрылась — открылась другая. Я сразу для себя решила, что мы не будем расстраиваться, если не все примут такой формат дистационного обучения. До сих пор некоторые так и не поняли, что это может быть надолго — месяца на два точно. Во-вторых, люди у нас в коллективе по-хорошему сумасшедшие, поддерживают любые идеи и моментально генерируют множество собственных идей. Все учатся, все осваивают новые форматы обучения, все в напряжении — и взрослые, и дети. Я все время сижу и со своей дочкой, помогаю ей разобраться. Это мощная встряска для нас всех. Самое тяжелое — заниматься онлайн с самыми маленькими, детьми от года, потому что не все родители могут организовать дома развивающую среду. Важно понять, что сейчас другого способа просто нет. Хорошо, что у нас есть эта возможность — работать онлайн. Одна дверь закрылась — открылась другая. Так что еще потом будем думать, как возвращаться в офф-лайн.
Олег: Мы довольно давно вынашивали проект, связанный с онлайн-обучением, у нас даже заявки собираются из разных городов и стран на те или иные курсы. Карантин дал нам такого хорошего пинка, позволил мобилизоваться и буквально за 24 часа переключиться на дистанционное обучение. Не думать, а делать. 12 марта муниципалитет рекомендовал закрыть на карантин школу, а в субботу 14-го мы уже проводили первые дистанционные занятия в группе подготовки к школе и мини-садике. Мы не могли себе позволить расслабиться и уйти на каникулы. Все оказались в одинаковой ситуации. За две недели мы все получили совершенно фантастический опыт, который в других условиях был бы невозможен. И мы готовы им делиться — я сам готовлю вебинар и курс по переходу на дистанционное обучение, именно исходя из нашего успешного опыта и ошибок. У кого-то они только будут возникать, а мы их уже прошли и отработали и с экономической, и с технической, и юридической, и психологической точки зрения тоже. Очень важно понимать, что онлайн-обучение — это некий сферический конь.
Есть понятие дистанционное обучение. Оно может включать в себя интерактивные занятия (синхронные) — именно такие у нас проводятся в первую очередь. Это когда вся группа подключается, все видят всех: педагог видит всех учеников и идет обычное занятие через экран. Есть вариант асинхронного обучения. Это когда урок заранее записан на видео или в виде презентации. Его нужно изучить, выполнить домашнее задание и, возможно, отправить на проверку. Такой тип занятий мы тоже практикуем. И есть комбинированные варианты. В прямом эфире идет урок, но кто-то не смог подключиться, и мы позже даем доступ к записи. Интерактива уже нет, но материал можно пройти. Плюс конечно, самостоятельные занятия. Это одна сторона — очень важная — любого обучения.
Другая сторона — комфорт. Он тоже очень важен для педагогов, родителей и детей, а также взрослых студентов, которые также продолжают занятия в нашем центре. Набор разрозненных систем и мессенджеров, в которые нужно зайти, подключиться здесь, потом зайти еще куда-то — это все круто, но неудобно. Кроме того, все эти системы не рассчитаны на такую нагрузку. Сейчас во время активного использования интернета падают все — и Facebook, и Zoom. Именно поэтому мы запустили собственную платформу дистанционного обучения NeoZebra.Оnline на базе готовых платных и стабильных решений, переводим на нее всех нынешних учеников, и уже приглашаем новых — из других городов и стран. Чуть позже будем рады видеть новых педагогов со своими курсами и занятиями.
Delfi: Кажется, очень многие были не готовы к переходу к онлайн обучению, хотя вроде бы давно мы освоили Skype, различные мессенджеры и прочие платформы…
Олег: Есть несколько неприятностей, с которыми сталкиваются все без исключения. Например, психологическая неготовность к дистанционному обучению. Не все родители готовы проводить со своими детьми так много времени, как того требует самоизоляция. Не все готовы к тому, что ребенок будет сидеть перед экраном достаточно долго. Мы, кстати, общаемся на эту тему с министерством образования, ждем каких-то официальных рекомендаций. Разные врачи дают разные рекомендации: от пяти до двадцати минут.
Юлия: Да, дети устают очень сильно. Например, наша дочка после занятий ложиться отдыхать. Это не игра в айпеде. Они очень напрягаются. Они все тянут руку и ждут, чтобы их спросили. Если их не спрашивают, расстраиваются. Мы это все обговариваем с нашими педагогами, поскольку мы все это видим на наших детях. Поэтому нормы и нужны.
Delfi: Кроме того, детям, наверное, не хватает личного контакта. И еще должно быть множество факторов, которые необходимо учесть…
Олег: Но которые мы сейчас учесть не в состоянии, потому что мир в такой ситуации еще не оказывался. Все прошлые исследования сегодня никакого значения не имеют. Другой аспект — меняются требования к качеству подготовки к занятиям. Ведь формат другой! Например, надо подготовить задания на две недели вперед, чтобы родители успели распечатать. Это не тоже самое, когда можно спонтанно перед оффлайн-занятием быстро что-то распечатать и раздать в классе. Да и много комических ситуаций, которые появились в разных мемах: на заднем плане кастрюли, родители в неглиже.
Да и сам факт присутствия родителей на тех занятиях, тогда как в школе учитель один на один с детьми. Все эти неприятности абсолютно решаемы. Никто не виноват в этой форс-мажорной ситуации, никто к ней специально не готовился, ни у кого здесь нет преимуществ. Все без исключения коммуникационные сервисы в мире испытывают перегрузки и проблемы. Кто-то не выдержит и перестанет существовать, кто-то станет сильнее.
Delfi: А когда вирус сойдет на нет, на ваш взгляд, что дальше будет с онлайн-обучением? Что останется из того, что мы сейчас вынужденно осваиваем?
Юлия: В Литве не все так хорошо с семейным образованием. Дети периодически болеют. Есть дети с ограниченными возможностями. Особенно для последних преподавание онлайн — это хорошая возможность дать им полноценное образование. Это же не так затратно — подключить камеру в классе во время урока, чтобы ребенок, который в это время дома или в больнице, мог учиться и общаться с друзьями. Мы в нашем центре точно будем развивать онлайн-занятия и после карантина — набирать новых сотрудников, расширять направления, а также давать онлайн-площадку педагогам для проведения занятий.
Олег: Это называется непрерывность образования. Те, кто изучает современные методы образования, говорят, что даже совсем взрослым людям важно продолжать учиться, чтобы не терять тонус. Но даже в рамках школы онлайн-технологии помогут нивелировать разные ситуации и помочь ребенку не отключиться от процесса учебы: заболел, уехал. Даже сейчас, если ребенок с родителями застрял не там, где находится его школа, то онлайн-обучение — выход из ситуации. В эти дни, недели, месяцы почти все люди на планете попробуют на вкус дистанционное обучение, и большинство это делает впервые. И многим ведь понравится! А это значит, что будут сформированы новые запросы к образованию.
Но я не думаю, что образование тотально переместится в онлайн-пространство. Скорее всего, будет более плотный контакт между онлайн и оффлайн методами. Будет больше интерактива, уйдет боязнь пропущенных уроков, в обычных школьных программах появятся новые формы коммуникации. И я очень надеюсь, что теперь не нужно будет объяснять преимущества 4К подхода в образовании: критическое мышление (Critical Thinking), креативность (Creativity), коммуникация (Communication) и координация (Coordinating With Others). Сейчас это весь мир это пробует на себе. И, естественно, в сухом остатке выживет лучшее — как обычно.
