В последнюю неделю апреля 1945 года началась последняя схватка за столицу рейха. Бои шли за каждую улицу города. Повсюду распространялись ужасные слухи — и страх перед насилием со стороны победителей.
Красноармейцы шаг за шагом приближались к центру Берлина. В воскресенье, 22 апреля 1945 года, танки 1-го Белорусского фронта уже заняли районы Фронау на севере и Лихтенберг на востоке города.
В юго-западной части столицы, в районе Целендорф, 14-летний Юстус Аленфельд (Justus Ahlenfeld) с нетерпением ждал танки 1-го Украинского фронта. Он надеялся, что советские войска скоро придут. Он был ребенком, рожденным в «еврейско-немецком смешанном браке», и его жизнь в национал-социалистическом Третьем рейхе постоянно находилась под угрозой.
Юстус вел особый дневник битвы за Берлин: «Все в ужасе, пребывают в возбуждении, а многие в растерянности. Но какие же ходят слухи — один другого безумнее! Как будто нынешняя ситуация еще недостаточно безумна».
Например, кто-то говорил, что всех пациентов выкинут на улицу из больниц, которые понадобятся в качестве лазаретов. Но на самом деле санитарные отряды немногочисленных частей вермахта, еще способных сражаться, были больше не в состоянии лечить солдат.
Причем главными распространителями этих слухов стали еще недавно всемогущие функционеры НСДАП. «Поскольку партия постоянно распространяет дезинформацию, становится, конечно, еще хуже», — писал Юстус Аленфельд.
Например, говорили, что новый президент США Гарри Трумэн разругался со Сталиным, и теперь Америка будет воевать вместе с Германией против СССР. «Говорят еще много всяких глупостей, — писал школьник. — Но выдумка о ссоре союзников оказалась для большинства людей наиболее болезненной».
В районе Фридрихсхаген на юго-востоке столицы рейха война в это воскресенье, наконец, закончилась. «Русские пришли! Просто невероятно, как быстро все произошло», — писала в своем дневнике школьница по имени Лизелотте.
«Это был страшный момент, но когда мы впервые своими глазами увидели русских — с карабинами, автоматами и штыками — оказалось, что они совсем другие, чем их изображала наша пропаганда. Если верить ей, то все русские — массовые убийцы и насильники, без колебаний расстреливающие людей, и т.д., — писала девушка. — Но они выглядели относительно прилично и не причинили нам никакого вреда, хотя мы все дрожали перед ними».
Но далеко не все жительницы Берлина считали так же, как Лизелотте. «Мы стали для русских добычей. Изнасилования, расстрелы и мародерство вдобавок к безграничной ненависти к немцам, которые причинили русскому народу столько страданий, превратили нашу жизнь в ад», — вспоминала, к примеру, Ева Шлип (Eva Schliep).
Пытаясь избежать такой участи, 33-летняя женщина вместе с родственницей спряталась прямо под крышей, где никто не догадался бы их искать: «Когда вокруг не было никого подозрительного, нам через люк в крыше передавали немного воды и по кусочку хлеба. Но по ночам, когда русские ходили по городу, грабили его и постоянно искали молодых девушек, у нас иногда от страха душа уходила в пятки».
Ильзе Вольф охватила паника. Она прибежала к завхозу дома, в котором жила, и спряталась у него. У того был старый шкаф-буфет, в который она забралась. В его квартиру на первом этаже несколько раз приходили красноармейцы и спрашивали: «Где женщина?» Но завхоз всегда отвечал им: «Здесь нет женщин!»
Поскольку к 23 апреля большинство окраин Берлина уже были заняты Красной Армией, и она приближалась к линии городской железной дороги, командование вермахта официально объявило территорию города полем боя. В понедельник к полудню доступ туда был заблокирован.
«Постовые на площади Потсдамерплатц выпускают людей из центра, но обратно не пускают», — написал живший в центре аккредитованный норвежский корреспондент Тео Финдаль (Theo Findahl).
Теперь с фронта было всего два вида вестей. Во-первых, слухи: «Некоторые говорят, что русские находятся всего в двух с половиной километрах от Александерплатц и в трех от Унтер-ден-Линден». Еще Финдаль слышал, что Адольф Гитлер лично взял на себя командование обороной города: «Но никто не знает, где он находится. Может быть, в подвале под рейхсканцелярией, а может, в большом бункере у Зоологического сада?»
Другого рода вести с фронта распространяли сами жители. Телефонная связь в Берлине все еще местами работала. Из районов, занятых Красной Армией, постоянно поступали сводки о ходе боев в центре города.
В итоге Тео Финдаль решился покинуть центр и бежать в частный домик в фешенебельном районе Далем на окраине: «Разумнее все-таки жить в дачном поселке, а не в центре, среди руин и армейских казарм».
Вместе с тремя друзьями-немцами норвежец отправился в последнюю поездку по национал-социалистическому Берлину. Это оказалось не так просто: «Мы выехали слишком поздно. Основные улицы были перекрыты баррикадами, и нам без конца приходилось крутиться в поисках объездных путей».
Эти четверо были просто счастливы, когда, наконец, добрались до места назначения: «Пассажиры корабля, потерпевшие крушение, не могли бы быть более счастливы добраться до зеленого острова, чем мы, оказавшиеся в цветущем весеннем саду». После бесконечной канонады в сером центре города они еще больше ценили умиротворение Далема, хотя он и находился всего-то в десяти километрах.
