Во время моего краткого видео-звонка моему другу вчера вечером этот друг сказал мне: «Я много плакал последнее время, и я не знаю, почему». Covid-19 дал нам множество причин, по которым можно было разрыдаться. Нас выбили из привычной колеи, рынок акций рухнул, и нам видятся уже миллионы людей, которые умрут от страшного вируса. Этот самый вирус и последовавший за ним экономический кризис бьют нас в ту точку в нашей духовной броне, где мы слабее всего: они забирают у нас деньги, показывают нашу смертность и будят наш страх пропустить что-то важное в жизни.
Во Втором послании к Коринфянам, глава седьмая, апостол Павел различает два вида печали: «мирскую печаль», которая ведет к погибели; а также «печаль ради Бога». Вот эта-то «печаль ради Господа» и «производит неизменное покаяние ко спасению». А покаяние в свою очередь ведет нас именно ко спасению и не оставляет после себя чувства грусти или сокрушенного воздыхания. Это покаяние, как пишет жителям Коринфа апостол Павел, приносит с собой «ревность ко служению Господню», а также «готовность к Божьему суду». Так что теперь вопрос, с которым мы столкнулись, следующий: какой тип печали принесет нам covid-19? Будет ли это мирская печаль или печаль ради Господа?
Мы находимся посреди самого мощного общественного потрясения на памяти ныне живущих поколений. Наши учреждения, привычки, семейные связи, культура — все это находится в процессе быстрого изменения перед самыми нашими глазами. Фрэнк Сноуден (Frank M. Snowden), автор книги «Эпидемии и общество» поделился с журналом «Нью-Йоркер», следующим наблюдением: «Эпидемии — это такой тип болезни, который как бы ставит людей перед зеркалом, показывая нам, кто мы на самом деле». Вопрос не в том, предстоят ли нам печаль и крутые перемены. Они предстоят нам с неизбежностью. Вопрос в том — как мы это воспримем и переживем. Когда библейские пророки вели народ через периоды катастроф, их призыв к народу никогда не сводился просто к призыву перетерпеть. Вместо пассивности пророки призывали людей активно менять свое отношение друг к другу и к Богу.
Как культурный антрополог и женщина, выросшая в среде белого американского среднего класса, а потом проведшая значительную часть своей взрослой жизни в Никарагуа, Китае и Южной Африке, я изучаю то, как культуры адаптируются к новым условиям и меняются. Социологи прозывают таких людей, как я, WEIRD (странными), потому что мы принадлежим к западному обществу, а также получили образование в промышленно развитых, богатых, демократических странах. То, как я веду себя дома, сильно отличается от того, как ведет себя большая часть человечества в условиях, когда на человека вдруг обрушивается и беда, и непредсказуемость. Да, мы — странные люди — имеем намного больше, чем большинство рода людского в плане прямой помощи от коронавируса: хорошо оплачиваемые исследовательские лаборатории, больницы, демократию. Но вот в плане того, что касается личной стойкости перед финансовыми и бытовыми сложностями, не говоря уже о смерти, мы не сильны. Нынешняя беда рушит наш мир и буквально бьет нас обломками наших собственных лживых идолов — вдруг исчезающими доходами, вдруг отнятыми развлечениями, вдруг очевидной угрозой смерти. Возникшая ситуация требует от нас духовной мускулатуры, которой многие из нас позволили у себя атрофироваться, — за ненадобностью. Так вот, если мы как следует задумаемся над тем, почему наша нынешняя система ценностей так плохо подготовила нас к беде, — в этом случае мы можем продвинуться к той самой «печали ради Господа», которая ведет к покаянию и справедливости.
Смертность и миф о вечном экономическом росте
В Америке мы с детства усваиваем: мы — это то, что мы производим. Мы рассматриваем людей, которые не креативны, не молоды и не модны, как существ, недостойных нашего внимания. Нам глубоко претят смерть и безработица, все в нас приучено с отвращением бежать от двух самых очевидных последствий covid-19: потери возможности зарабатывать и умирающих людей.
В белой Америке среднего класса, к которой я принадлежу, как только вам представляют нового человека, почти неизменно следует вопрос: «А вы что делаете?» (в смысле — производите, продаете, маркетируете и т.д.). Нас определяют наши рабочие места, наши специализации при обучении в вузе — в общем, то, какой вклад каждый из нас делает во все толстеющую вечно производящую экономику. Меня всю жизнь приучали уважать и даже стремиться к четким срокам выполнения работ. Приучали к точности при выполнении заданий, усидчивости. Время рассматривается как наш главный ресурс, который просто нельзя выкидывать на ветер или тратить на себя. Экономисты измеряют человеческий капитал по величине наших зарплат и количеству произведенного продукта — и такой экономический подход к человеку проникает глубоко в наше бытовое мышление.
Соответственно, мы превращаем юность в идола. Смерть же рассматривается как некая страшная неудача. "Никто в США не ожидает старости со светлыми чувствами",- пишут антропологи Лоуэлл Холмс и Элен Родс Холмс в антропологическом анализе американской культуры. Наши журналы, реклама, а также все СМИ в целом изображают молодых людей как продуктивных, играющих важную роль в жизни общества — в общем, прекрасных. Молодые — единственные люди, чье существование действительно важно. Как отмечает теолог и социальный работник Джойс Анна Мерсер, мы «почти неспособны представить себе, что у человека может быть высокое призвание и что это призвание может сохранять свою важность и в поздней части нашей взрослой жизни». В культуре, где показывается очень мало уважения для стариков и в целом для внешне «непродуктивного» населения, covid-19 вынуждает нас вновь вспомнить о ценности и этих людей — ведь сейчас мы можем их потерять.
В нашем прославлении молодости, юности во всех их проявлениях мы в ужасе отшатываемся от смерти. В Никарагуа я как-то раз узнала о смерти одного местного жителя потому, что мимо нашего дома пробежала женщина, буквально воющая от горя, — общество не находило это неприличным. В Южной Африке на пике эпидемии СПИДа один из моих друзей сказал мне как-то, что ему приходилось посещать похороны с частотой в среднем одно погребение в неделю, — и так в течение года. К стыду своему я вспомнила, что посетила, наверное, не более двух похорон за десять лет. Во многих странах мира похороны являются по-прежнему общественным событием, как бы одетым в торжественные одежды ритуала, символизирующего заботу, которой окружают даже усопшего человека. Конечно, в этих культурах смерть тоже не является желанной гостьей. Но, в отличие от нашей культуры, смерть все еще считается событием всем знакомым, непостыдным и отмечаемым всем сообществом — родственников и друзей.
А для нас, людей, которые привыкли избегать смерти и вынужденного бездействия любой ценой? Чем для нас могла стать нынешняя пандемия? Могла ли она подвести нас к той самой «печали ради Господа», которая ведет к покаянию и изменению человека? Христианское видение вынужденного бездействия и смерти радикально отличается от принятого в нашей нынешней культуре. Теолог Норман Вирзба пишет, что «суббота Господня — это не опционный отдых посреди жизни, которая в других отношениях остается суетной и полной дурных желаний; суббота Господня — это цель всякой жизни». Сovid-19 приносит одним категориям работников работу на износ, а другим приказывает пока посидеть-подождать, а кому-то несет и вовсе увольнение. В этих условиях нам всем нужно вспомнить важное послание Господне: не рабочее место определяет нашу жизнь. Порой бывает так, что мы вынуждены отдыхать. Пророк Иеремия не зря говорил древним израильтянам, что за все время, которое они провели, работая в нарушение закона Господня в субботу, — за все это время им придется ответить в час беды. (Под бедой, как оказалось, Иеремия подразумевал подчинение древнего Израиля Вавилону, 70-летнее «вавилонское пленение». Об этом слова во второй Книге Паралипоменон в Ветхом Завете: «И были израильтяне рабами в Вавилоне доколе, во исполнение слова Господня, сказанного устами пророка Иеремии, земля не отпраздновала суббот своих. Во все дни запустения она субботствовала до исполнения 70 лет» — прим. ред.)
Не может ли сейчас происходить такое, что Господь как будто навязывает нам отдых и паузу на размышление? Паузу, которую мы прежде просто не удосуживались себе предоставить?
Смерть, наша последняя суббота и наше конечное последнее отдохновение, — она всегда вызывала страх. О том, как преодолеть его, Иисус Христос говорит в Евангелии от Матфея, когда в главе шестой напоминает апостолам: если Господь заботится даже о траве полевой, которая сегодня есть, а завтра будет брошена в огонь, то сколь же больше заботится Он о людях! Мы не избежим страха смерти, если будем просто молчать о ней, но мы избежим его, если научимся смотреть смерти смело в лицо, зная, что Христос с нами. Это и будет принятие той самой печали во имя Господне, которую и знающие медики типа великого американского хирурга Атула Гаванде считают полезной. Гаванде дает рекомендации докторам, как говорить с пациентами об их смертности. Вместо того, чтобы отчаянно цепляться за жизнь, иногда нам стоит помолиться Богу о том, чтобы он дал нам жизнь, которая является настоящей жизнью. А такая жизнь включает периоды отдохновения в размышлении — такие, как наш нынешний период.
Деньги и ожидание бесконечного прогресса человечества
Сумма не менее чем в 3,6 триллиона долларов «биржевых» денег испарилась в мгновение ока — в течение той недели, пока рушились рынки акций. А разрушительный эффект от этого крушения почувствуют в первую очередь не держатели акций, а те, кто находится в самом низу социальной лестницы. Почувствуют через увольнения, прекращение работы благотворительных организаций, выселение из квартир, которые люди больше не смогут оплачивать.
Но по зрелом размышлении видно, что печаль большинства американцев в связи с крушением рынка — это печаль даже не о потерянных деньгах. Американцы не столь маниакально привязаны к деньгам, как к самой мысли о бесконечном прогрессе. Социологи соглашаются с тем, что понимание времени как бесконечного движения ко все лучшему и лучшему будущему — это один из самых важных, фундаментальных образов западных обществ и культур. "Постоянное стремление к обладанию материальными благами вызвано не столько стремлением к вещам ради самих вещей, сколько страстью к показу успеха. Очень хочется доказать своим друзьям и соседям, что я прогрессирую, продвигаюсь ко все новым вершинам«,- пишут антропологи Холмсы.
В итоге вдруг наступивший из-за вируса экономический кризис вызывает в нас страх не только потому, что в нашем воображении возникают увольнения или бездомность (хотя мысли об этих бедах могли бы мотивировать нас на подлинную заботу о своих ближних). Основная причина страха — та, что наше привычное представление о бесконечном улучшении человеческой природы и благосостояния людей вдруг оказывается подорванным. Мы вдруг узнаем, что дела могут идти и не в гору. По крайней мере, сейчас они точно идут не в гору.
В нашем представлении о все более и более светлом общечеловеческом будущем положительные изменения приписываются не воле Божьей и не провидению, а все лучше и лучше работающей технологии. Нашей, сделанной людьми технологии. Со времен промышленной революции и века Просвещения, западные народы привыкли верить в человеческую способность к инновации и во в конечном счете идущие всегда вверх кривые капиталистического экономического роста. Мы ожидаем экономического процветания потому, что его сделают для нас люди.
Между тем общая картина хозяйственных ситуаций, описываемых в Библии, — это отнюдь не бесконечный и тем более не беспрерывный рост. Куда чаще процветание там дается и отнимается в результате вечной жизненной цикличности или внезапных вмешательств разных внешних сил. В нарративе Библии Господь надзирает над подъемом и падением целых цивилизаций. Отдельные лица и общества в Библии процветают не потому, что их человеческий ум предусматривает и заранее устраняет все риски, а потому что Господь дарует им свою милость, свою высшую заботу. Человеческая способность к инновациям в науке и технике играет большую роль в борьбе с covid-19. Но все-таки нынешняя пандемия открыла нам и нашу глупую самонадеянность в чрезмерной опоре на именно человеческую изобретательность в плане защиты от разных бед.
Печаль ради Господа перед лицом банкротства исключительно человеческого прогресса означает, что мы должны вспомнить и христианские истоки наших надежд. Многие американцы, посещая Реальный Мир, где живет большинство человечества, — то есть бедные страны — любят вставлять слово «надежда» в названия своих организаций. Так появляются всякие «строители надежды» и «носители новых надежд». Но проведя в этом мире долгие годы, я заметила, что наши братья и сестры в Реальном Мире вкладывают в слово «надежда» немного другое значение — то самое, которое мы узнаем из Послания апостола Павла к Римлянам: «От скорби происходит терпение, от терпения опытность, а от опытности надежда». Надежда же, как пишет апостол Павел, «не постыжает», потому что у христиан она имеет своим истоком «любовь Божию, излитую в сердца наши» (под этой любовью в Библии Павел имеет в виду жертву Христа собой во имя все еще остававшихся грешниками людей — прим. ред.)
Об этом говорится в Послании Павла к Римлянам, глава 5, абзацы с третьего по пятый. Так вот, понятие надежды, с которым я выросла в Америке, — очень часто это была имитация настоящей надежды. Предполагалось, что постепенное обретение привилегий [успешного в обществе человека], растущая экономика и современная опора на прогресс — это и есть подающее надежду будущее. Между тем жизнь от зарплаты до зарплаты, а то и без всякой зарплаты — это тот самый огонь, о котором говорится в книге Иоанна Богослова: «Советую тебе купить у меня золото, огнем очищенное». Настоящая надежда очищается именно в таком огне испытаний. Надежда, которая нам сейчас более всего нужна, — она будет основана на вере в Бога, который помогает людям в отчаянном положении.
Страх пропустить что-то важное. Попытки проявить себя в потреблении
Вся минувшая неделя приносила мне электронные сообщения со словом «отменено». Конференция отменена, концерт отменен… Пропуск этих культурно-развлекательных событий огорчает нас не потому только, что не состоятся наши встречи с друзьями или мы останемся с «дырой» не занятого ничем свободного времени. Отмена огорчает нас потому, что окружающие приучили нас думать, что именно такие культурные встречи и события общественной жизни делают нас теми, кто мы есть. Еще задолго до коронавируса у нас вовсю вспыхнула эпидемия психического заболевания, которое автор Гарвардской бизнес-школы Патрик Макгиннис (Patrick McGinnis) назвал FOMO — Страх Упустить Что-то Важное (Fear of Missing Out).
Культуролог Дэвид Брукс для диагностирования этого состояния души использовал термин из писаний Кьеркегора: «эстетическая жизнь». Смысл существования человека, живущего «эстетической жизнью», состоит в том, чтобы грести к себе, как граблями, всякие художественные впечатления. В итоге в конце концов необходимость все эти впечатления осознать и «переварить» просто парализует нас, пишет культуролог: «Вы сами себе внушаете, что эти встречи очень важны для вас — нужно здесь назначить коктейльную вечеринку, а с тем-то и тем-то пообедать — но после двадцати таких „социально важных" свиданий за неделю вы забываете, зачем вы их назначали. Во что все эти встречи должны были в конце концов вылиться?» По мере того, как мы превращаем все эти встречи и занятия в предметы потребления, мы получаем то, что теолог Уильям Кавано называет «проблемой отчуждения». Мы даже не успеваем как следует привязаться к очередному купленному культурному продукту, но мы уже выкидываем на периферию своего сознания то, что действительно важно. Мы давимся, не успевая их прожевать, все новыми и новыми культурными продуктами, не осмысляя их, а вечно ожидая, что же нам подадут новенького.
Многие культурологи отметили, что потребление в США раскочегаривается не столько реальными потребностями, сколько желанием доказать, что вы-таки стали кем-то достойным. Наполняем ли мы свои жизни купленными вещами или купленными «активностями», мы все время при этом «озабочены тем, что другие люди из нашего социального окружения — того же класса, возрастной группы и т.д. — имеют, думают или делают». Эту особенность поведения американцев отмечают все те же антропологи Холмсы. Тим Келлер и другие исследователи отмечают, что люди западного мира используют потребление, чтобы проявить свою «подлинную натуру». В этом отличие американцев от большей части остального мира: американцы используют именно потребление, а не традицию или семью для того, чтобы проявить свою личность и найти себе подобных. Историк Мик Пирс пишет в книге «Почему все другие ненавидят Запад?»: «Только беспрецедентное накопление богатств — такое, какого не видело ни одно из предыдущих поколений — только оно смогло хоть немного утешить нас, компенсировав пустоту нашего существования. А именно — отсутствие стабильных семей и связей, а также пустое место там, где должна быть всеобъемлющая цель жизни».
Отменяя намечавшиеся было турниры, концерты, вечеринки и свидания за кофе, мы не просто упускаем очередную якобы уникальную возможность увидеться с друзьями. Мы вдруг чувствуем, что повержено в прах то, что составляло нашу личность и цель нашей жизни. По мнению социолога Ричарда Рора, страх смерти часто скрывает за собой еще более глубокий страх: а вдруг я умру, так и не пожив по-настоящему? Комбинация из опасного нового вируса и отмены всех намеченных было развлечений бьет в самое уязвимое место, возбуждая оба вышеописанных страха.
Как выглядит печаль ради Господа в эпоху FOMO — Страха Упустить Что-то Важное? Сейчас-то оно, возможно, и пришло — время осознать, что делает жизнь по-настоящему прекрасной. Где и когда мы искали прекрасность жизни? Когда гнались за все более новыми и яркими впечатлениями, спешили испытать и это, и то? Когда пытались выгравировать свою подлинную личность покупками и занятиями, которые относятся к категории «что надо»? Пришло время перестать транжирить деньги и труды на то, что не приносит подлинного удовлетворения. Настало время научиться получать от Господа истинное благо, от которого «насытится душа твоя истинной пищей, слаще тука тельцов», по слову пророка Исайи.
По мере развития пандемии, мы видим: она застала нас духовно не готовыми к ней, и нет никаких признаков что печали наши скоро кончатся. Мы не можем прекратить эти печали сами, но мы можем определить, какое влияние печали эти на нас окажут. Сейчас, во время великой культурной смуты, наша общая «печаль о Господе» способна произвести «неизменное покаяние», по слову апостола Павла. Когда еще выдастся нам случай отказаться от нашей фиксации на продуктивности в виде финансовой отдачи, на прогрессе и на выцарапывании себе места в обществе. Нужно заместить эту фиксацию жаждой справедливости. И деятельной готовностью увидеть то, как она все-таки будет достигнута.
Кристина Джеске — профессор антропологии в Уитон-колледже (штат Массачусетс). Она — автор трех книг, включая готовящуюся к публикации книгу «Миф лени» (The Laziness Myth)
