Шел 1952 год. В зоне своего влияния Советский Союз давно распростился со своими торжественными обещаниями, данными сразу после окончания войны. Некоммунистические партии там уже не играли никакой роли. Теперь даже против некоторых лояльных коммунистов, верных приверженцев Сталина, выдвигались абсурдные обвинения, и после показательных процессов их часто приговаривали к смерти. Таковы были приметы позднего сталинизма. Можно ли было доверять такому Сталину? В марте 1952 года ответ на этот вопрос пришлось искать трем западным державам и правительству ФРГ во главе с Конрадом Аденауэром. Союзники получили из Москвы ноту, в которой Сталин предлагал объединить зоны оккупации Германии в единое государство в границах, установленных Потсдамской конференцией 1945 года. Правда, при условии, что объединенная Германия станет нейтральным государством. Войска других государств должны быть выведены из страны.
По замыслу Сталина Германии было бы разрешено создать национальные вооруженные силы для обороны страны. Антидемократические организации должны были быть запрещены, а демократические права гарантированы.
Спустя две недели западные союзники по согласованию с федеральным правительством ответили, что без свободных выборов во всей Германии советские предложения неприемлемы. Советы согласились с этим требованием. Правда, Москва настаивала на том, чтобы выборы проходили не под контролем Объединенных наций, а под наблюдением четырех оккупационных держав. Второй ответ западных держав, после которого советская инициатива ушла в песок, гласил, что мирный договор может быть заключен только в том случае, если после контролируемых свободных выборов возникнет общегерманское правительство. Это правительство должно было иметь возможность свободно принимать решения по вопросам касательно коалиций, интеграции и границ.
Это положение проливает свет на политическую подоплеку советской инициативы. В то время федеральное правительство и западные союзники прилагали все усилия, чтобы интегрировать Федеративную республику в образующиеся евро-атлантические структуры. Данный процесс стал особенно интенсивным после начала корейской войны в 1950 году. Этот конфликт рассматривался как еще одно доказательство того, что коммунистический блок под руководством Советского Союза не останавливается и перед военными агрессиями.
Одним из самых сложных был вопрос, разрешать ли Германии создание собственных вооруженных сил. Британцы и американцы в принципе уже давно пришли к единому мнению, что без участия Германии защитить Западную Европу от Советского Союза будет невозможно. Правда, у этого плана было и много противников, прежде всего во Франции. С учетом недавнего прошлого это никого не удивило.
В данной ситуации участники процесса пытались найти решение, которое, с одной стороны, позволило бы интегрировать Германию в оборону Западной Европы, но, с другой, — учитывало бы сомнения ее соседей. Премьер-министр Франции Рене Плевен (René Pleven) разработал план, согласно которому Германия, Франция, Италия и три страны Бенилюкса объединили бы свои вооруженные силы в единую европейскую армию. Особое значение за пределами Германии придавалось тому, чтобы ни одно немецкое соединение, способное вести самостоятельные операции, не находилось бы под немецким командованием.
Это соотношение политических сил канцлер Конрад Аденауэр хотел использовать и для политического развития Федеративной республики. Он вел переговоры с западными союзниками о заключении договора, названного «Боннским» и получившего также известность как «Общий договор». Согласно этому договору Федеративной республике в значительной степени возвращали суверенитет. Ее оккупационный статус упразднялся. Боннский договор должен был вступить в силу вместе с соглашением о создании некого «Европейского оборонительного сообщества». Правда, из этого плана ничего не вышло из-за сопротивления Франции.
Советская пропаганда яростно ополчилась против Боннского договора и всего связанного с ним. Поэтому совершенно естественно интерпретировать мартовскую ноту Советского Союза как попытку помешать этому процессу. Аденауэр понял это с самого начала, о чем он сообщил в апреле во время встречи с боннскими журналистами, посвященной обсуждению этой проблематики. Как сказал тогда Аденауэр, нейтральная Германия стала бы второстепенным государством. Ведь, например, советское предложение не позволяло создаваемой новой Германии самой определять величину своих национальных вооруженных сил. Москва хотела контролировать и вооружение новой немецкой армии. Резюмируя канцлер сказал, что, так как вся инициатива направлена на вытеснение американцев из Европы, он её отклоняет.
Несмотря на этот четкий отказ как современники тогда, так и историки потом долго размышляли над вопросом, не был ли в тот момент упущен исторический шанс для объединения страны. До 1989 года эти дебаты дополнялись тезисом, что это был, возможно, «последний шанс». Но как минимум этот аспект был опровергнут последующими историческими событиями. Однако еще и сегодня находятся люди, считающие, что весной 1952 года Иосифу Сталину вполне можно было выдать кредит доверия.
