С самого начала вспыхнувших в конце сентября столкновений Азербайджана и Армении в Нагорном Карабахе международное сообщество пытается разгадать намерения Турции в конфликте, в котором она до недавнего времени занимала сдержанную позицию. Вмешательство в Ливии в конце 2019 — начале 2020 года, разведка ресурсов Восточного Средиземноморья, несмотря на риск напряженности в отношениях с Грецией и другими странами НАТО, едва прикрытая военная поддержка Баку — все это является частью глобальной стратегии по утверждению силы и стремлению к энергетической независимости, которую нам следует проанализировать.
Наблюдающаяся на протяжение нескольких лет дипломатическая и военная гиперактивность Турции (она особенно усилилась после поражения ПСР на муниципальных выборах в конце марта 2019 года) представляет собой конкретное отражение стремления Эрдогана возродить османский халифат, с развалом которого, судя по всему, до сих пор не могут смириться турецкие ультранационалисты. Эрдоган выступает как противоположность Ататюрка, который стремился превратить страну в современную нацию. Президент рассматривает величие Турции исключительно через призму мессианского идеала нации, которая должна вести за собой суннитский арабо-мусульманский мир.
Все это, разумеется, создает соперничество с политическими моделями других мусульманских держав, таких как Египет, нефтяные монархии Персидского залива и Иран. Дело в том, что Турция стремится стать воплощением альтернативной модели политического ислама, черпая в идеологии «Братьев-мусульман» (террористическая организация запрещена в РФ — прим.ред.), где легитимность власти опирается исключительно на выражение народной воли. В период арабской весны 2011 года она на краткое время показалась привлекательной арабской молодежи, поскольку выглядела примером идеального демократического мусульманского общества в отличие от авторитарных монархий и коррумпированных диктатур Ближнего Востока. Противостояние Турции с осью из Египта, Саудовской Аравии и ОАЭ значительно обострилось на фоне открытой поддержки Мохаммеда Мурси со стороны Анкары вплоть до его свержения в 2014 году. Эта борьба за политическую и религиозную легитимность охватывает в том числе Ливию, где Турция поддерживает правительство национального единства Фаиза Сарраджа против маршала Халифы Хафтара, получающего помощь от Эр-Рияда, Каира и Абу-Даби.
В Восточном Средиземноморье неоосманский экспансионизм Эрдогана нацелен в первую очередь на достижение автономии в энергетике (у Турции нет практически никаких источников углеводородов) и геополитике. Популярная среди ультранационалистов и военных доктрина нацелена на то, чтобы обеспечить для Турции контроль над широким морским пространством от Черного моря до Восточного Средиземноморья для разработки ресурсов. Поддержка Триполи явно была предоставлена не без ответных шагов для Анкары, которая подписала в ноябре 2019 года морское соглашение с Ливией, дающее ей доступ в богатые газом экономические зоны (на них претендуют Греция и Кипр). Кроме того, с сентября Турция ведет переговоры о проведении нефтяной разведки в Ливии, где расположены лучшие и самые обширные резервы в Африке.
Таким образом, вмешательство Турции в нагорно-карабахский конфликт представляет собой лишь последнее проявление глобальной стратегии, хотя здесь просматривается дополнительное измерение. Предоставленная Азербайджану политическая и военная поддержка (сирийские наемники, дроны, современное оружие) перекликается с идеалом турецких ультранационалистов об объединении всех тюркоязычных народов под эгидой одного государства. Эти народы сегодня присутствуют во многих бывших советских республиках Кавказа и Средней Азии с преимущественно мусульманским и суннитским населением. К их числу относятся азербайджанцы, которые проживают в Азербайджане и… в Иране. Пантюркисты называют эту широкую этноязыковую империю «Туран»: речь идет о персидском названии легендарного королевства соперника Персии, которое упоминается в «Шахнаме».
По всем этим геополитическим и культурным причинам Иран с растущим беспокойством наблюдает за турецкой экспансий к его границам. Официально он занимает нейтралитет по отношению к Армении и Азербайджану, но неофициально он ближе к Еревану и оказывает тому логистическую поддержку. Тегеран регулярно выступает с призывами к прекращению боевых действий и грозит Турции ответными мерами, если та не перестанет отправлять к его границам иностранных боевиков, «террористов, с которыми Исламская республика сражалась в Сирии», как подчеркнул в среду президент Хасан Роухани. В целом, Иран оказался в непростом положении из-за своего азербайджанского меньшинства, которое поддерживает Баку (стоит отметить, связи Азербайджана с Израилем, который стал для него первым поставщиком оружия с 2016 года и использует его территорию для тайных операций против Ирана).
По мере обострения конфликта дипломатические усилия, судя по всему, зашли в тупик: Азербайджан и Армения не ответили на приглашение Владимира Путин прибыть для переговоров в Москву, а также на призывы Франции и Германии к перемирию. Президент Азербайджана Ильхам Алиев ставит условием прекращения боевых действий вывод армянских сил из Нагорного Карабаха, на что не согласна Армения, которая фактически управляет этой территорией с 1994 года. В результате «региональная война», которой опасается президент Роухани, как никогда близка к тому, чтобы стать реальностью.
