До конца 2019 года Джон Болтон был советником президента США по вопросам национальной безопасности, после чего рассорился с шефом. В интервью он рассказывает о том, что будет означать второй президентский срок Трампа для республиканцев, США и отношений с Германией.
WirtschaftsWoche: Г-н Болтон, как выглядит ситуация с немецко-американскими отношениями?
Джон Болтон: Мы видели, что президент рассматривает международные отношения под очень изменчивым углом. Идея о построении тесных отношений, охватывающих большой круг тем, была для него чересчур сложна. поскольку Трамп рассматривает окружающий мир прежде всего с финансовой точки зрения. Поэтому он всегда концентрировался на торговом дефиците, будь то с европейскими странами, как с Германией. То же самое с Японией или Южной Кореей. В отношениях с европейскими партнерами его интересовала тема НАТО, он указывал правительствам на их обязательства достижения двухпроцентного минимума от ВВП для оборонных расходов.
— Что означал этот подход для отношений между Вашингтоном и Берлином?
— Во всех переговорах между президентом и канцлером Ангелой Меркель, в которых я участвовал, речь шла, в общем-то, о двух вещах — почему вы не достигаете цели в два процента? И почему мы не должны вводить пошлины на ваши автомобили? Это осложняло обсуждение других тем. Когда в ходе переговоров затрагивалась, например, тема России, Трамп тут же говорил о «Северном потоке — 2». Он задавал только один вопрос: почему вы платите Путину за газ, когда мы даем вам деньги на защиту от России?
— Этот вопрос задает в Вашингтоне не только Трамп…
— Все же европейцы должны рассматривать его как аномалию. Не думаю, что его взгляд отражает мнение американского «мейнстрима» (то есть мнение элиты США и контролируемых ей масс-медиа — прим. ред.) об альянсе НАТО. Если Джо Байден выиграет на выборах, американская внешняя политика быстро вернется в нормальное русло, в котором в прошлом действовали как республиканские, так и демократические администрации. Трамп находится за пределами этих границ, в особенности в отношении союзов и торговой политики.
— Спорные моменты между Германией и США были и до Трампа. Вы упомянули «Северный поток — 2», двухпроцентный минимум оборонных расходов, профицит торгового баланса. Что из этого останется, если Трамп покинет Белый дом?
— Изоляционистские устремления (то есть желание оставить весь мир в покое и уйти в изоляцию, занявшись своими собственными американскими делами — прим. ред.) есть как среди республиканцев, так и среди демократов. Но Трамп выходит за рамки нормальности в этом вопросе. Он воспринимает проблемы между странами лично, как будто кто-то из западных партнеров хочет его обидеть или забрать деньги у США. Обама считал НАТО устаревшим продуктом времен холодной войны, о котором особенно не нужно заботиться, можно оставить как есть. А вот Трамп отрицал стратегическую ценность альянса, отказывался ее видеть. Для него все заключалось только в следующем — мы вас защищаем, а вы нам не платите. То, что размещение американских военных баз в Германии, поближе к России, еще и в интересах США, это ему никогда не приходило в голову. Я очень этого боюсь, но это правда: нельзя исключить, что Трамп в случае переизбрания может выйти из НАТО.
— Насколько изменилась стратегическая ценность Европы для США после окончания холодной войны?
— Каждое время имеет разные стратегические приоритеты. Но стабильность в Европе продолжает иметь для США центральное значение. Россия и после окончания холодной войны представляет собой существенную угрозу для Центральной и Восточной Европы. Путин еще несколько лет назад сказал, что распад СССР был крупнейшей геополитической катастрофой XX века. А вот большинство других лидеров в его регионе думают, что этот распад, напротив, был очень хорошим способом закончить двадцатый век. Кроме того, растет угроза со стороны Китая — и на это европейцы в будущем должны обратить больше внимания.
— Как Европа должна реагировать на эти вызовы?
— Бывший премьер-министр Испании Хосе Мария Азнар однажды выступил с предложением, что НАТО должен стать глобальной организацией и принять в свои ряды такие государства, как Япония, Австралия, Сингапур или Израиль. Я думаю, в этом есть смысл. Во все более глобальное время больше нельзя рассматривать конфликты как ограниченные одним регионом.
— Что это будет означать для роли Германии?
— Интересно, как будет развиваться альянс в период после «Брексита». Думаю, «Брексит» был хорошим шагом для Великобритании и США и может быть также хорошим для Европы. Но существуют тенденции в рамках ЕС по развитию политики безопасности все больше в европейском ключе — за пределами НАТО. Франция все больше настаивает на таком решении. Думаю, Германия — естественный противовес таким размышлениям. Германия действует в интересах трансатлантических отношений. Если европейцы действительно скажут: «Мы с этого момента будем самостоятельно заниматься военным сектором», — тогда в какой-то момент с НАТО захотят попрощаться многие американцы, а не только Трамп.
— Вы работали в администрации Буша, которая делила европейских партнеров на «старую» и «новую Европу». И сегодня у таких стран, как Польша и Венгрия, хорошие отношения с Белым домом. А вот у таких традиционных партнеров, как Германия, есть сложности…
— Думаю, у США всегда лучше отношения со странами, которые находятся ближе к России а потому подвергаются большему количеству угроз. Они знают, кто их защитит в случае опасности. Каков размер оборонного бюджета Германии? Я понимаю, что в коалиционных правительствах с социал-демократами непросто проводить решения об увеличении оборонных расходов. Но с определенного момента партнеры теряют терпение и ждут решения. Германия хочет быть частью этой системы? Тогда она должна вносить тот вклад, на который она согласилась.
— Другой острый вопрос между немцами и американцами — немецкий торговый профицит. По этому вопросу ожидается улучшение?
— Торговые отношения между крупными странами никогда не бывают очень простыми. Каждая сторона всегда задается вопросом, действительно ли достаточно учтены собственные интересы. В США в настоящее время очень распространена позиция, что США в торговых переговорах в последние годы не достигли хороших результатов. При этом я не поддерживаю такой подход, как у Трампа — все отношения строить в зависимости от торгового баланса. Как правило, он не представляет собой проблему, даже если есть исключения, такие как Китай. Но когда речь идет об отношениях с Японией или Европой, тогда отклонения можно устранять путем нормальных торговых переговоров. По крайней мере, они не должны оказывать влияния на более существенные стратегические вопросы.
— Вы не раз упомянули Китай. Какие ожидания есть от Берлина по конфликту между Вашингтоном и Пекином?
— Думаю, интересы очень схожие. У немцев и американцев есть проблема со злоупотреблением китайцами ВТО, с их кражей нашей интеллектуальной собственности и другими вопросами. Лучше всего было бы образовать общий антикитайский фронт, но Трамп всегда был против — видимо, потому что у него свой взгляд на то, как общаться с партнерами. При этом нам нужно больше говорить об этой теме борьбы с Китаем. И меньше — о пошлинах на автомобили для немецких производителей.
— Если Трамп действительно проиграет на выборах, как будут развиваться отношения между Берлином и Вашингтоном?
— Думаю, торговые переговоры с ЕС и при Байдене будут тяжелыми. Нельзя забывать о том, что демократы традиционно являются партией протекционистов.
— А что будут означать для республиканцев еще четыре года Трампа у власти?
— Ущерб будет непоправимым — то же самое касается страны. Если Трамп проиграет, моей партии придется вести серьезные дискуссии о том, как мы можем в будущем предотвратить попадание такого человека в Белый дом. Думаю, после одного срока нанесенный ущерб мы сможем быстро устранить. После двух сроков он может стать, напротив, непоправимым.
