После провального визита Жозепа Борреля в Москву 5 февраля перед Евросоюзом встает вопрос обретения политической воли и общей стратегии по отношению к России и Китаю.
В феврале 2020 года верховный представитель ЕС по иностранным делам Жозеп Боррель (Josep Borrell) подчеркивал «срочную необходимость» «найти свое место в мире, где политика все больше несет на себе отпечаток грубой силы». Именно с ней бывший испанский министр и столкнулся 5 февраля во время поездки в Москву, где глава российской дипломатии Сергей Лавров стал ее идеальным воплощением, откровенно насмехаясь над ним и отвергая любой диалог.
Боррель посчитал, что для ЕС пришло время скорректировать свои схемы, чтобы «рассматривать мир таким, какой он есть, а не таким, каким нам хотелось бы, чтобы он был». Поэтому на упомянутой встрече он хотел лучше понять настрой хозяина и выразить протест против судьбы, которая была уготована Алексею Навальному. Его план провалился и подтолкнул европейский лагерь к привычной для него позиции: единогласное осуждение и раскол насчет того, какие политические решения принять.
Франция осуждает позицию России, но хочет сохранить «канал диалога». Германия осуждает, но не хочет отказываться от газопровода «Северный поток — 2». Греция и Италия не хотят заходить слишком далеко, а Польша стремится пойти… дальше. Венгрия в свою очередь через пять дней после визита Борреля направила своего министра иностранных дел в Москву, где тот даже не упомянул Навального и подписал договор на поставку вакцины «Спутник V».
Отношения с Россией зависят от личных, коммерческих, энергетических, а теперь еще и санитарных интересов, но в первую очередь на них влияет мнение о том, какую угрозу представляет (или не представляет) путинский режим.
Отсутствие возможности действовать
Таким образом, еврокомиссару, который в теории является воплощением «общей» дипломатии, сложно предложить что-то помимо консенсуса по новым санкциям, чей принцип должен быть одобрен 22 февраля. По правде говоря, это единственный инструмент европейского лагеря, который все никак не может обрести идентичность взглядов и способность действовать.
Защищая свою поездку в Москву, верховный представитель заявил евродепутатам, что ему было бы куда проще «выпускать пресс-релизы из кабинета».
Он также подчеркнул, что за последние два года в России побывали 19 европейских министров. «То есть, туда можно ездить всем, кроме верховного представителя? В чем тогда его смысл?» — отметил он.
Большинство опрошенных после визита Борреля в Москву официальных лиц утверждают, что роль верховного представителя является определяющей, но не могут сказать, как обрести предполагаемые его должностью политическую волю стратегическое видение после того, как Россия, Китай и США Дональда Трампа бросили вызов мировому порядку. Кроме того, страны-члены ЕС отдают предпочтение собственным интересам: они говорят о ценностях, но в действительности считают, что двусторонние отношения с ключевыми мировыми игроками важнее.
Идеи «грубой силы» и «языка власти», без сомнения, прокладывают себе путь в ЕС, но слишком медленно, чтобы придать уверенности в отношениях с собеседниками, которым по душе разногласия в европейском лагере.
Послевоенный союз
Ослабление изначальной идеи об опирающейся на сотрудничество постнациональной Европы представляет собой еще одно объяснение слабостей общей дипломатии. Европа «отцов-основателей», «беззащитная дщерь тревоги, стремящаяся дистанцироваться от прошлого», как писал Тони Джадт (Tony Judt) в знаменитой работе «После войны», должна была объединить силы, чтобы стереть из памяти унизительное двойное поражение: она не смогла самостоятельно освободиться от нацизма и не сумела бы сдержать коммунизм без США.
Поэтому, как считали первопроходцы общеевропейского проекта, ей нужно было объединиться, чтобы не допустить повторения ужасного прошлого и повлиять на судьбу мира в разгар холодной войны. Это воспоминание постепенно стерлось на фоне развала советской империи и отхода Америки.
В результате стало казаться, что «европейская модель» утвердится сама. Расширенная и процветающая Европа стала игроком первого плана и считала, что переступает новый рубеж в Лиссабоне в 2007 году. Этот шаг должен был позволить ей на равных играть с «грандами» дипломатической сцены.
Именно в эту эпоху была запущена «общая политика безопасности и обороны» с превентивными и мирными операционными возможностями для укрепления национальной безопасности. Была также сформирована Европейская служба внешних связей и создан пост верховного представителя, который доверили (иронично, не правда ли?) Кэтрин Эштон (Catherine Ashton) из Великобритании. Ее сменили итальянка Федерика Могерини (Federica Mogherini) и, наконец, Жозеп Боррель.
Получится ли у него добиться более впечатляющих результатов? Во всяком случае, он, судя по всему, осознает факт, который озвучила в 2018 году историк Николь Гнезотто (Nicole Gnesotto), подчеркнув, что стремление Европы менять окружающий мир обратилось против нее: «Сегодня внешний мир дестабилизирует нас и меняет самым плохим образом».
