15 февраля прекратил свою деятельность Центр русского языка и культуры Педагогического университета в Кракове и Фонда «Русский мир» в Москве, что не привлекло особого интереса ни СМИ, ни академического сообщества. Организацию ликвидировали по решению руководства вуза, хотя именно он сам в 2005 году, реагируя на общественный запрос в этой сфере, создал центр тестирования, который выдавал официальные сертификаты, подтверждающие знание русского языка в соответствии с российскими стандартами и требованиями. На его базе появился, ведший сотрудничество с Санкт-Петербургским государственным университетом и работающим при нем Центром языкового тестирования, Центр русского языка.
Уже в 2009 году руководство Педагогического университета, превратило его в Центр русского языка и культуры, что демонстрировало ту общественную и культурообразующую роль, которую он приобрел. В соответствии со своим расширенным профилем деятельности он организовывал групповые и индивидуальные занятия русским языком для людей с разным уровнем подготовки, курсы русского языка для бизнесменов и переводчиков, принимал одобренные российским министерством образования экзамены на международный сертификат ТРКИ, предлагал обучение в летних школах в России, проводил разнообразные семинары и тренинги, устраивал конференции на тему русской культуры, встречи с российскими культурными деятелями, концерты и кинопоказы.
Интерес к деятельности Центра оставался высоким, несмотря на то что в польско-российских отношениях в 2014 году произошли изменения. Ничто не предвещало закрытия, тем более что даже в условиях пандемии в Кракове продолжали работать другие иностранные культурные организации: Французский институт, немецкий Институт имени Гете, испанский Институт Сервантеса, английский Британский совет. Все они занимаются продвижением языка и культуры своих стран. Никто не подает на них жалоб, как никто не жаловался и на российский Центр. Напротив, многие поляки, в том числе аспиранты и молодые ученые, повышали свой интеллектуальный потенциал и расширяли профессиональные возможности, получая там официальные сертификаты, подтверждающие знание русского языка.
Его внезапное закрытие по решению руководства вуза стало, несомненно, недружественным актом в отношении РФ, и оно не могло появиться без одобрения со стороны польских властей. В этой ситуации следует ожидать ответных шагов со стороны Москвы и дальнейших действий со стороны Польши, которая втянула в свое противоборство с Россией польские вузы и польскую науку. Не обязательно быть большим знатоком геополитических игр, чтобы предсказать последствия. Россия в этой войне ничего не теряет, как и покровительствующие польской русофобии США, Евросоюз и Североатлантический альянс, выступающий военным инструментом их трансатлантической политики. Пострадает лишь Польша, причем, по собственной вине, а точнее, по вине управляющих ей элит — ставленников американо-европейских идеологов этого политического курса.
Свидетельств русофобии в польской науке и польских вузах бесчисленное множество, в первую очередь их можно обнаружить в таких дисциплинах, как история, социология, политология, экономика, а они оказывают непосредственное воздействие не только на формирование международной политики, но и на историческое, общественное и патриотическое сознание современных поляков. Общественные, а также гуманитарные науки, от которых осталось одно название, перестали служить правде и воспитывать в правде. Их представители ввели в «научный» оборот понятие постправды, которое позволило им создать понятие постчеловека и постгуманизма. Эти процессы, в свою очередь, дали возможность подчинить науку и вузы интересам глобального либерализма, находящегося под контролем идеологов трансатлантизма.
Политизацию вышеупомянутых сфер произвели безболезненно, посредством навязывания политкорректности и бездумной американизации. С 2014 года, когда Варшава избрала в политике явный антироссийский курс, русофобия стала основным элементом политкорректности и свидетельством верности американскому эталону. Подчиняться отказались лишь немногие — независимые ученые с консервативными взглядами. Они отказались от гонки за грантами и рейтингами, продолжая заниматься своим делом и бескорыстно служить благу Польши, которое ценится все меньше. Именно это решительное меньшинство еще можно назвать польской интеллигенцией.
Бизнес и наука
Остальные — это так называемые эксперты, которые тратят весь свой научный потенциал на любые действия, за которые можно получить вознаграждение. Логика у них следующая: если деньги польских налогоплательщиков уже много лет идут на русофобские проекты, конференции, стажировки под лозунгом «Россия угрожает Польше, Европе и миру», значит, следует этим воспользоваться. По общему объему сборники докладов с таких конференций, отчеты о грантах и материалы платных курсов на тему защиты от российских угроз могут уже сравниться с литературой, создававшейся на почве марксисткой идеологии.
Распространение русофобии в науке и вузах непосредственно проистекает из их меркантилизации, а ту породили «ученые», которым все равно, откуда и на что идут средства. Гранты (лучше всего заграничные), западные стипендии и контракты, работа на две ставки — вот критерии, которыми руководствуются стяжатели и конъюнктурщики. Они умеют создавать неформальные, держащиеся на неявных связях группы интересов, члены которых оказывают друг другу взаимные услуги и подписывают положительные отзывы, помогающие подняться по карьерной лестнице, получить грант или награду. Таким образом сформировалась научная олигархия, паразитирующая на польском налогоплательщике и разрушающая польскую науку. Связанные с ней люди не заинтересованы в увеличении расходов на научную сферу или в выделении средств на уставную и конкурсную деятельность Национального центра науки и Национального центра исследований и развития, а также на Национальную программу развития гуманитарных наук.
Эти расходы позорно низки (в 2019 году они не превысили 1% ВВП, при том что средний для ЕС показатель составляет 2%), а деньги распределяются несправедливо. Львиная доля идет на конкурсное финансирование, а поскольку шансы на получение гранта оцениваются в 20%, особое значение приобретает механизм оценки грантовых заявок. Сейчас он выглядит крайне несовершенным: явным остается лишь сам отзыв на заявку, а имя его автора не раскрывается. Это темная сторона конкурсного финансирования, которая позволяет развиваться сфере взаимных услуг между людьми принадлежащими к одному кругу, объединенными культурными или политическими связями. Те, кто не приемлет господствующую в польской науке политкорректность, лишаются доступа к финансированию и подвергаются дискриминации.
В гуманитарных и общественных науках сложно пробиться, в частности, с темами, касающимися роли христианского наследия и христианских ценностей в деле сохранения культурной и национальной идентичности в эпоху глобализма; цивилизационных, религиозных и национальных угроз в однополярном мире; негативных процессов, связанных с так называемой макдональдизацией (американизация, вестернизация) культуры в мировом масштабе; антропологических угроз, которые несет в себе гендерная теория.
Сейчас невозможно получить средства на исследования, посвященные, например, причинам геноцида христиан на Ближнем Востоке; израильской политике апартеида на оккупированных палестинских территориях; истреблению необандеровскими киевскими властями русского населения в Донбассе; огромному ущербу, который понесли члены ЕС в результате введения Брюсселем (под давлением США) санкций в отношении России; преступного характера деятельности НАТО (бомбардировки Югославии, война в Афганистане и Ирак, бомбардировки Ливии и ее развал, война с Сирией и ее законным президентом Башаром Асадом). «Опасными» в конкурсах по распределению грантов до сих пор считаются все темы, связанные с геноцидом, совершенным ОУН-УПА (запрещенные в РФ организации — прим. ред.) на Волыни и в Восточной Галиции. Русофобия делает также невозможным получение средств на какое-либо исследование, связанное с Россией, но изображающее ее в положительном свете. Я пыталась получить гранат Национального центра науки на работу, посвященную христианству в России в XX, а затем в XXI веке. В обоих случаях я получила отказ и разгромный отзыв на заявку.
Примеры блокируемых на конкурсах тем можно множить. В такой ситуации сокрытие фамилий авторов как положительных, так и отрицательных отзывов выглядит не только бессмысленным, но и безосновательным. Использование такого механизма продиктовано политическими соображениями, а также подковерной идеологической войной в сфере науки, и противоречит четким принципам выделения средств на уставную деятельность научных учреждений. Она абсолютно прозрачна, ведь существует так называемая параметризация и категоризация, которые производятся на основе научных достижений, подтвержденных публикациями и внедрением разработанных изобретений.
Существующая система вынуждает добросовестных исследователей, которые еще остаются, с осторожностью подходить к выбору тематики для исследований, в особенности в сфере гуманитарных и общественных наук, быть расчетливыми и предсказуемыми. Стараясь оставаться в рамках этических и научных норм, они ищут такие аккуратные стратегии, которые позволят обойти директивы диктатуры политкорректности и релятивизма. Немногие, однако, готовы выступить с открытым забралом против существующих механизмов финансирования науки и потребовать увеличения бюджетных ассигнований, а также очищения грантовых процедур от вненаучных (политических и идеологических) критериев.
Научное сообщество не смогло потребовать увеличения расходов на науку даже на фоне милитаризации бюджета, которая началась при правительстве «Гражданской платформы» (PO) и Польской крестьянской партии (PSL) и президенте Брониславе Коморовском (Bronisław Komorowski), а потом была продолжена действующим правительством "Права и справедливости«(PiS) и президентом Анджеем Дудой (Andrzej Duda). Слабость, раздробленность, внутренняя конкуренция, пришедшая на смену солидарности, не позволяют ученым стать силой, которая способна защитить даже собственные интересы, не говоря уже об общем благе. Тем более она не может вести борьбу с русофобией.
Работы, подпитывающие русофобию
Закреплению русофобии в каноне университетской политкорректности способствуют работы, демонстрирующие расходящийся с фактами и предыдущими исследованиями негативный образ прошлого и настоящего России. Они не становятся элементом непосредственной политической борьбы, но оказывают то воздействие, которое и требуется ревностным русофобам: склоняют читателей этих исследований считать, что Россия была и остается империей зла.
Такие работы появлялись в том числе до 2014 года, который из-за Майдана в Киеве стал началом эпохи разгула русофобии в Польше. В них не обязательно содержится прямая ложь, достаточно новой расстановки акцентов, замалчивания тех или иных важных с точки зрения исторической, антропологической и аксиологической правды моментов. Примером может служить книга Йоахима Деца (Joachim Diec) 2013 года «Консервативный национализм: анализ доктрины в свете политической мысли Игоря Шафаревича». Непосредственно исследование предваряет обширный раздел, посвященный консервативным и националистическим идеям в России в XIX-XX веках. Казалось бы, мы имеем дело с темой, которую раскрывал Анджей Валицкий (Andrzej Walicki), однако, смысловые акценты расставляются совершенно иначе, а поэтому обзор этих идей получает иной облик. Из него исчезает концепция Москвы как третьего Рима, «русская идея» в интерпретации Владимира Соловьева и Федора Достоевского, Польша как Иуда славянских народов или клин латинской цивилизации, вбитый в славянский мир (образ Юрия Самарина). Таким образом пропадает все то, что выступает сутью цивилизационной парадигмы этого консерватизма, в которой Россия фигурирует в сравнении с Европой.
Автор труда выдвигает на первый план, в свою очередь, Черную сотню и связанные с ней маргинальные политические движения, поскольку те поднимали тему «нерусского мира» в России с упором на еврейский вопрос. Наделение черносотенцев статусом одного из элементов доктрины консервативного национализма не компенсирует, правда, отсутствия в ней теории «Москва — Третий Рим», но зато представляет Россию в грозном обличье, которое могла бы смягчить религиозно-политическая концепция ее функционирования в качестве центра восточного христианства. Небольшие, казалось бы, изменения, несколько умолчаний — и мы уже имеем новое научное качество, соответствующее духу политкорректности, непримиримым врагом которой выступал Валицкий.
Второй пример относится к иной сфере и на русофобию тоже работает иначе. Это вышедшая в 2019 году книга Анны Ях (Anna Jach) «Некоммерческий неправительственный сектор в России 2000-2018 годах», проект обложки и алфавитный указатель — Мирослав Ях (семейный подряд?). Книга являет собой собрание таблиц, графиков, выдержек из законов, которые читатель может счесть обычной социолого-политологической бессмыслицей, поскольку она ни в малейшей мере не дает представления о реальной современной России и работающих там неправительственных организациях. Графики и списки, напоминающие статистические отчеты, кое-где сопровождаются случайными примерами. Поражает их однобокость: религиозные организации, связанные с конфессиями, упомянутыми в российской конституции, не встречаются в них ни единого раза.
Книга рисует образ России, отданной на милость организаций, далеких от Церкви, монастырей, католических приходов, исламских или иудаистских сообществ, хотя на самом деле ситуация выглядит иначе. Благодаря религиозным фондам, институтам, общинам, в том числе католическим в новой редакции конституции РФ появились упоминание о Боге и защите религиозных чувства, определение брака как союза мужчины и женщины. Включение подобной информации в книгу нарушило бы принцип политкорректности, предписывающей искоренять подобные явления, а одновременно продвигать организации, финансирующиеся США, такие, как фонд Навального (ФБК внесен в реестр иноагентов — прим. ред.).
Автор дважды упоминает этот фонд, не добавляя, что его руководитель был осужден за финансовые преступления. О книге красноречивее всего свидетельствует тот факт, что Навальный выступает в ней в образе активиста и положительного героя, а Александр Солженицын и связанный с ним фонд «Дом русского зарубежья» или патриарх всея Руси Кирилл и десятки поддерживаемых Церковью НКО не появляются вообще. Как мы видим, русофобия не обязательно приобретает форму открытой борьбы с Россией и бросает ученых на передовую, достаточно, чтобы они служили надежным тылом.
