Эммануэль Макрон приостановил использование вакцины AstraZeneca сразу же вслед за Германией. Это решение стало еще одним подтверждением неудачи кризисного управления ЕС и негодности французского руководства, которое оказалось столь зависимо от позиции Германии.
Франция больна. Она вот уже 150 лет страдает от странной болезни, которая мало изучена психиатрами и инфекционистами, а также неизвестна эпидемиологам. Речь идет о «немецком неврозе», который охватывает исключительно элиту, навязывая ей жалкое подражание Германии и невротическое восхищение нашим соседом.
Макрон зависим от немецких решений
Эммануэль Макрон недавно продемонстрировал великолепный пример этой патологии французского руководящего класса. Президент объявил в понедельник — ко всеобщему удивлению и без каких-либо консультаций — о приостановке использования вакцины AstraZeneca, хотя ее опасность еще отнюдь не была подтверждена.
Странная позиция для страны, чей президент вот уже год утверждает, что «мы на войне». На войне не отказываются от оружия. Прошедший через многие войны полковник Мишель Гойя (Michel Goya) так охарактеризовал сложившуюся ситуацию в своем блоге в сети Twitter: «Это как если бы 6 июня 1944 года высадка в Нормандии была приостановлена из-за нескольких случаев морской болезни».
С чем связано такое решение? Всего лишь с тем, что президент узнал о таком же шаге Германии. При этом премьер Жан Кастекс (Jean Castex) и министр здравоохранения Оливье Веран (Olivier Véran, он сам публично прошел вакцинацию AstraZeneca) незадолго до того подтверждали надежность вакцины.
Прекрасная Франция во всем винит «фейки»
Кроме того, в ВОЗ заявили о доверии к этой вакцине, а Эммануэль Макрон сделал вакцинацию основой своей санитарной политики. Вакцина должна была стать оружием, которое позволит защитить французов, избежать новой самоизоляции, облегчить нагрузку на больницы, восстановить экономику. Словом, вернуться к нормальной жизни.
К тому же, президент был недоволен логистическим фиаско и медлительностью вакцинации. Правительство в свою очередь без конца осуждало «теории заговора» и фейки (идея фикс нынешней власти) о вакцинах, критиковало сомнения и колебания части французов, а также говорило об обязательной вакцинации медиков и перспективе введения вакцинного паспорта.
Во Франции сложился дефицит вакцин от коронавируса. Временный отказ от продукта AstraZeneca (эта вакцина доступнее, дешевле и легче в хранении, именно ее распространяют через аптеки и независимых врачей) только обостряет этот дефицит. Этот шаг руководства страны замедляет вакцинацию. Кроме того, монаршья немилость к AstraZeneca вызывает тревогу у тех, кому уже сделали инъекцию. Она плодит сомнения и недоверие к вакцинам, что создает плодородную почву для теорий заговора, которые совсем недавно у нас во Франции так критиковали.
После заявления президента некоторым фармацевтам пришлось отказать людям, которые пришли к ним и должны были получить долгожданную прививку.
Для кого-то Европа — это Германия
Германия (как всегда) приняла решение в одностороннем порядке? без консультаций с Францией. Даже немецкая пресса была удивлена французским хвостизмом. Как пишет Давид Дегуй (David Desgouilles), позиция президента говорит о том, что «знаменитый франко-немецкий дуэт, о котором нам за десятилетия прожужжали все уши, существует лишь в представлении французской элиты. И вызывает лишь в лучшем случае недоумение, а в худшем — громкий смех по ту сторону Рейна. Макрон аргументировал временный отказ от вакцины „нашей европейской политикой". Было ли заседание совета министров здравоохранения? Нет! Или совета глав государств и правительств? Тоже нет. Просто Германия отказалась от вакцины. Заявление Макрона о „нашей европейской политике" следует понимать так: нужно следовать за Германией!»
Все теперь будут знать, что, когда Эммануэль Макрон произносит слово «Европа», он имеет в виду «Германия». Получается, что нации вовсе не исчезают за витриной наднациональной организации.
Если Франция приостанавливает использование вакцины всего через несколько минут после Германии, причем без консультации с французскими санитарными властями, наверное, нет смысла проводить президентские выборы 2020 года (тем более, что они будут способствовать распространению вируса). Проще попросить Германию назначить управляющего ее Французским протекторатом, раз наши президенты уже ведут себя как вице-канцлеры ФРГ.
Подражая Ангеле Меркель в ее вакцинной стратегии, Эммануэль Макрон пролил свет на истинную иерархию управления нашей жизнью: мнение канцлера ФРГ значит для нас больше позиции премьера и министра здравоохранения Франции. Кроме того, в списке приоритетов нашей страны следование за Германией стоит выше восстановления экономики. Типичный для «немецкого невроза» иррациональный выбор.
Зачем нам нужны министерства?
Насчет судьбы вакцины AstraZeneka Макрон сказал, что дождется рекомендации ЕС и Европейского агентства лекарственных средств. Ну, прямо великолепное презрение к национальному суверенитету! Получается, наша политика определяется либо Германией, либо неким туманным европейским ведомством (его официальная аббревиатура, кстати, осталась на английском, несмотря на Брексит).
У нас, шестой мировой державы, нет научных и медицинских возможностей, чтобы самостоятельно установить опасность или безопасность вакцины? Зачем тогда нужны Минздрав, Верховный совет по здравоохранению, Научный совет, Совет по стратегии вакцинации?
Эммануэль Макрон выступает за правительство экспертов и создает множество конкурирующих инстанций, но в конечном итоге перенимает позицию Берлина даже без консультаций с ними. Как отмечает Эммануэль Тодд (Emmanuel Todd), ЕС — это механизм, который позволяет французской элите избавиться от ответственности: благодаря европейскому эшелону у нее больше нет необходимости принимать решения и брать на себя ответственность за них, хотя это основа власти.
Запоздалая реабилитация
Как бы то ни было, через три дня после заявления президента ЕАЛС в конечном итоге подтвердило надежность вакцины. Жак Кастекс заявил, что сам сделает прививку AstraZeneca. Таким образом, мы наблюдали три разные ситуации за несколько дней: сначала вакцина хорошая, потом плохая и, наконец, снова хорошая. Возвращение в начальную точку.
Таким образом, решение президента последовать в понедельник за Германией не дало ничего помимо замедления и дезорганизации вакцинации, а также дополнительного смятения в умах.
Эти постоянные противоречия и идущие друг против друга распоряжения вот уже год истощают терпение французов. Сегодня маска бесполезна, а завтра становится обязательной, даже для детей и на улице. Сегодня AstraZeneca — решение всех наших проблем и члены правительства готовы дать ее собственным детям, завтра это уже опасный продукт, а послезавтра нам предлагают обо всем забыть и вновь пользоваться вакциной.
Психологам давно известно, что противоречивые призывы подрывают авторитет и сводят человека с ума.
ЕС не блещет
Решение президента переложить все на ЕС тем любопытнее, что сам Брюссель не блещет в собственной вакцинной политике. Он потерпел неудачу со взятой на себя ролью закупочного центра. Он пытался выторговать себе меньшую цену (Великобритания и Израиль наоборот прагматично предложили заплатить больше), что существенно затормозило переговоры и заказы.
При этом отдать за вакцину двойную или даже тройную цену — намного дешевле даже одного дня реанимации, самоизоляции или комендантского часа.
Брексит помог с вакцинами Англии
Благодаря Брекситу Великобритания смогла сформировать собственную стратегию вакцинации, которая оказалась очень успешной: хотя бы одну дозу вакцины получили 38% британцев или порядка 25 миллионов человек. При этом мы видим результат в 8% во Франции (6 миллионов человек при сравнимом общем населении), Германии, Италии, Испании, Португалии, Люксембурге, Бельгии, Нидерландах. В Великобритании было вакцинировано больше людей, чем в этих восьми странах ЕС вместе взятых.
При этом противники Брексита утверждали нам, что Великобритании грозит возвращение в каменный век. Как бы то ни было, 12 апреля будут открыты террасы британских пабов под наблюдением камер, а вот парижские рестораны и магазины все еще будут под замком. Нельзя не признать, что это ЕС был унижен Великобританией.
На фоне такой капитуляции некоторые страны-члены ЕС решили продвигать параллельную стратегию. Австрия и Дания стали действовать самостоятельно, чтобы больше полностью не зависеть от Евросоюза. Представители обеих стран отправились в Израиль для ознакомления с местной организацией и приобретения доз вакцины у израильских властей. Главы правительств Австрии и Дании не скрывали своей мотивации: именно неповоротливость европейских закупок вакцин сподвигла их на сближение с еврейским государством.
Измена Венгрии Евросоюзу
Венгрия с февраля в одностороннем порядке использует не только предоставленные ЕС (в недостаточном объеме) вакцины, но и российский «Спутник V», а также китайские вакцины. Франция же не захотела брать пример с этих стран, которые ставят во главе угла защиту собственного населения, и посредством МИДа лишь осуждает их и говорит о «предпочтительности» действий в «европейских рамках». Как всегда, когда речь заходит о Германии или ЕС, Франция — единственная страна, которая соблюдает ограничительные и неудобные правила, тогда как «партнеры» с легкостью нарушают их, если те противоречат их интересам.
Несмотря на гибель людей, перенасыщение больниц, экономические, социальные и психологические последствия ограничительных мер, а также экстренное положение в стране, Франция все еще не хочет использовать российскую вакцину, потому что та еще не получила одобрение европейских инстанций (очень медлительных и русофобских), хотя все ученые единогласно говорят о ее эффективности.
Дело не в том, чтобы быть за или против вакцины AstraZeneca, а в том, чтобы показать, что настолько важный вопрос как французская стратегия вакцинации не может зависеть от Германии или ЕС. Успех Великобритании и Израиля говорит о том, что национальные государства с независимой стратегией демонстрируют куда лучшие результаты.
Что делать?
Нам нужно либо избавиться от диктатуры предосторожности и принять AstraZeneca, либо сойтись на альтернативе в лице российской вакцины, которая использует аналогичную технологию, но обладает большей надежностью. То, что мы до сих пор не приобрели лицензию на «Спутник V», который могли бы производить сами, как нам предлагает Россия, просто не укладывается в голове.
Как отмечает Аксель Кан (Axel Kahn), потенциальные побочные последствия могут быть связаны с аденовирусом шимпанзе, который используется в качестве вектора. В теории это может создать проблему, поскольку люди никогда не заражались таким вирусом.
Почему «Спутник V» лучше всех
В вакцине «Спутник V» применяется такая же технология, но используется аденовирус человека, а не шимпанзе, что сокращает вероятность побочных эффектов: «Возможно, вакцины Johnson & Johnson и «Спутник V» не вызывают такую же острую инфекцию как AstraZeneca, потому что в качестве вектора в них применяется аденовирус человека. С этим вирусом сталкивались практически все люди, поскольку именно он является одной из причин совершенно обычного сезонного насморка. В вакцине Johnson & Johnson применяется серотип 26. В «Спутнике V» сначала используется серотип 5, а затем серотип 26, что представляет собой довольно хитрое решение, поскольку оно ограничивает ответ организма на вектор: он уже сталкивался с аденовирусом 5 в ходе первой инъекции, и вторая инъекция аденовирусом 26 предотвращает ответ иммунной системы на сам вектор. Это одна из причин, которые указывают на действительно высокую эффективность вакцины «Спутник V».
Таким образом, если мы хотим проводить массовую вакцинацию, нужно либо принять AstraZeneca (и ее потенциальные риски, но они пока что не получили фактического подтверждения, а соотношение пользы и рисков складывается в пользу вакцины). Либо решиться на «немыслимое»: принять предложение России и начать производить «Спутник V» по ее лицензии.
Феерическое фиаско
У феерического фиаско нашей вакцинации было три причины: неспособность создать собственную вакцину, несостоятельность Еврокомиссии в заказе вакцин с последующим их дефицитом (это отражается на всех странах-членах) и чисто французский логистический провал.
К европейским бюрократическим сложностям в заказах добавляется французская бюрократия в дистрибуции. Как пишет Антуан Леви (Antoine Lévy), «предполагаемый главный распорядитель французской стратегии вакцинации Ален Фишер (Alain Fischer) издевательски заявляет по телевидению, не видя в этом ни малейшего противоречия с его ролью, что „не разбирается в логистике", словно речь идет о чем-то слишком вульгарном для человека его полета».
При этом логистика — ключ к успеху вакцинации. На ней должно быть сосредоточено все внимание. Отвечать за стратегию вакцинации должен не прекрасный ученый или эксперт по вакцинам, а выдающийся логистик, которым Ален Фишер не является, как он сам признает.
Если страна не в состоянии разработать собственную вакцину (из-за провала Sanofi и Института Пастера Франция — единственный постоянный член Совбеза ООН без своей вакцины), если страна не умеет замечать и поддерживать национальные таланты (проект вакцины французского стартапа Valneva вызвал лишь презрение французских властей, но затем получил финансовую поддержку британских), если Франция хочет добиться более низкой цены (Еврокомиссия с Pfizer и Moderna) и при этом одержима русофобией (нежелание использовать «Спутник V») — если все это происходит с нашей страной, то ее ждут большие проблемы. Добавьте сюда тот факт, что Франция обладает посредственной логистикой, и картина получится угрожающая. А если добавить сюда еще и «немецкий невроз» нашей элиты, то получится прямой путь к катастрофе.
Корни комплекса перед Германией
Немецкий невроз зародился 2 сентября 1870 года, в день битвы при Седане, когда прусская армия разгромила французские войска. Этот разгром Франции стал предвестником объединения Германии. С тех пор французской элите сложно сделать что-то, что может вызвать неудовольствие Германии.
В 1880-1890-х годах основатели III Республики не делали ничего, что вызывало несогласие Бисмарка. Страна изменила курс только в 1890 году после ухода Бисмарка и протестов буланжистов. Сторонники генерала Буланже просто высветлили тот факт, что для французского общества характерен национализм и что это общество не согласно следовать слепо за Германией.
В 1920-х годах пацифистски настроенный министр Аристид Бриан (Aristide Briand) говорил: «Я выбрасываю в корзину все доклады штаба с доказательствами перевооружения Германии». То есть мы уже тогда были добровольными участниками фарса о франко-немецком дуэте.
Кульминацией этой политики стали катастрофические Мюнхенские соглашения с Гитлером в 1938 году. Течение коллаборационистов во главе с Пьером Лавалем (Pierre Laval), который был последователем Бриана (а не фашистом) и который был потом приговорен к расстрелу в 1945 году, продемонстрировал провальные результаты стремления к примирению любой ценой.
Де Голль возвращает Франции честь — но не надолго
Период де Голля и Помпиду ознаменовал собой спасительный пересмотр франко-немецких отношений на здравых основах: вместо фобии или поклонения — примирение и открытое сотрудничество на основании равенства и понятных общих интересов без слепого следования в кильватере немецкой политики и наивности.
Тем не менее избрание финансового инспектора Валери Жискар д'Эстена, огромные экономические достижения ФРГ и невероятная устойчивость немецкой марки откатили все эти достижения де Голля назад.
В 2007 году Николя Саркози дистанцировался от Германии, выступил с критикой сильного евро и потребовал введения европейского протекционизма. Как бы то ни было, финансовый и долговой кризис заставил его вернуться в строй в 2010 году. Лидеров двух стран даже называли в тот период «Меркози».
Но канцлерин было не по душе такое выражение, поскольку оно ошибочно ставило обе страны на один уровень. Когда Саркози в шутку сказал Меркель «Я — голова, а ты — ноги», она холодно ответила: «Нет, я — банк».
Конец правления «Меркози»
Во время кампании 2012 года светлые умы вроде Алена Жюппе (Alain Juppé) и Алена Менка (Alain Minc) предлагали кандидату Саркози устроить совместный митинг с Меркель. Анри Гено (Henri Guaino) и Патрик Бюиссон (Patrick Buisson) с большим трудом отговорили его от этого пагубного проекта, который мог бы стоить ему места во втором туре.
В 2017 году немецкие официальные лица ответили неловким молчанием на план Эммануэля Макрона по углублению европейского строительства. Немцам не нужно углублять этот процесс, поскольку они и так занимают в нем доминирующую роль, и он прекрасно устраивает их в нынешнем виде. Углубление означало бы для них согласие на переводы средств другим странам, чего они боятся как огня.
Вопреки мнению французской элиты, между Парижем и Берлином не существует никаких привилегированных отношений. Просто потому что Берлин этого не хочет. Об этом писала публицист Корали Делом (Coralie Delaume) в блестящей работе с говорящим названием: «Франко-немецкого дуэта не существует».
Еще в 1963 году де Голль был сильно разочарован отношением Германии, когда понял, что ФРГ всегда будет ставить членство в НАТО выше альянса с Францией. Объединение лишь обострило ситуацию и еще сильнее сместило центр тяжести на восток. Бонн, бывшая столица ФРГ, находится всего в 250 км от Страсбурга. Берлин же расположен в 600 км от Страсбурга, но всего в нескольких десятках километров от польской границы.
Новый центр тяжести отдалил Германию от Франции, но позволил ей сформировать «хинтерланд» в Центральной Европе, куда она перевела часть производства для выпуска дешевых комплектующих для собственной промышленности. Массовое прибытие рабочей силы с востока также позволило ей организовать социальный демпинг в сельском хозяйстве, что поставило в тяжелое положение французских производителей.
Летом 2020 года Германия не оказала никакой поддержки Греции и Франции (членам ЕС) в конфронтации с морским экспансионизмом президента Турции. Сегодня предприятия французского ВПК опасаются, что их заставят передать ряд технологических секретов Германии (например, в рамках производства нового боевого европейского самолета). И перипетии с AstraZeneca отнюдь не внушают им спокойствия.
Наш «хвостизм» по отношению к Германии тем более проблематичен, что, как отмечает эксперт по немецкой истории Эдуар Юссон (Edouard Husson) в книге «Париж-Берлин: выживание Европы», сама Германия дезориентирована и переживает глубокий внутренний кризис: демографический спад, тревога в вопросах идентичности, сложности с интеграцией бывшей ГДР, кризис лидерства и фрагментация политической сцены (после выборов 2017 года у Ангелы Меркель ушло полгода на формирование правительства).
Ирония истории в том, что многие поколения французских подражателей Германии изображали Жана-Мари Ле Пена (Jean-Marie Le Pen) фюрером с немецким акцентом, чтобы карикатурно представить его в виде нациста. Тем не менее в политическом плане было бы куда правильнее изобразить с этим акцентом тех, кто возглавляли нашу страну и правительство с 1974 года, потому что именно они страдают от немецкого невроза. Потребовались коронавирус китайской летучей мыши и вакцина на основе аденовируса шимпанзе, чтобы все это поняли.
