12 сентября исполнилось 100 лет со дня рождения польского писателя-фантаста и визионера (человек с богатым творческим воображением — прим. ред.) Станислава Лема. К этой дате впервые на болгарском языке выходит книга «Мир на грани», представляющая собой сборник разговоров писателя с польским критиком и журналистом Томашем Фиалковским, состоявшихся в конце прошлого века — начале нового тысячелетия. <…>
Отрывок из разговора №5: О распаде империи, русской гордости и встрече с космонавтом
Томаш Фиалковский: В одной из статей, опубликованных вами в 80-ые годы в парижской «Культуре» под псевдонимом «П. Знавца», вы замечаете в чернобыльской катастрофе признаки технологического заката Советской империи. Какими, по-вашему, были перспективы империи ранее, скажем, когда вы писали свои «Диалоги» — в начале 60-х годов?
Станислав Лем: Прежде всего, я думал, что гонка вооружений на Земле и в космосе, кульминацией которой стала высадка на Луну, перегрузит советскую экономику. В своем желании конкурировать с американскими усилиями и изобретениями — хотя они не были в состоянии это сделать — Советы вкладывали в тяжелую промышленность больше средств, направленных на милитаризацию.
Это следует понимать в более широком смысле: лунные ракеты, например, были созданы просто как вариант межконтинентальных ракет, что стало одновременно и облегчением, и трудностью, поскольку послать ракету на Луну и на орбиту — не одно и то же. Так что ситуация была довольно странной.
Теперь я знаю то, что ранее мне было неизвестно — Советы же все засекречивали. Стиль карьерной гонки, цель которой — попасть в Политбюро или ближайший круг Сталина, повлиял на внутренний механизм, управляющую верхушку советского правительства так, что, например, с точки зрения Лаврентия Берии, сажать в тюрьму ученых, необходимых для ядерной науки, таких как Лев Ландау, или сажать на домашний арест Капицу — не значит подвергнуть опасности всю систему.
Людям, которым я доверял, вроде Келдыша, приходилось объяснять мне это, хотя и они не могли все говорить так просто, ведь политико-расистские критерии не должны ставиться выше военных — они предпочитали использовать партийно-бюрократические аргументы. Подробности событий того времени мы узнаем сегодня из толстых журналов, которые мне постоянно присылает мой литературный агент в Москве.
Впрочем, и раньше, во время описанных мною поездок в Союз, меня до определенной степени посвящали в это — в основном этим занимались физики. Показывая мне первую мире — конечно, очень слабую — атомную электростанцию, они вполголоса замечали, что она построена на костях политзаключенных. Как я уже упоминал, я мог также в то время навещать Капицу — тогда он еще не был под домашним арестом.
Капица отказался работать над созданием атомной бомбы, но помог вытащить Ландау из ГУЛАГа — этот безумец распространял антисоветские листовки.
В своих прогнозах в то время я был вынужден основываться на сравнении национальный доходов Соединенных Штатов, с одной стороны, и Советского Союза — с другой. И если американские данные оказались более-менее правдивыми, данные, предоставленные Советами, как потом оказалось, были абсолютной ложью.
Вот почему я предвидел распад Советского Союза в первой четверти XXI века — я основывался на том, что от 12 до 14 процентов его ВВП было инвестировано в вооружение, в то время как на самом деле было инвестировано 25 процентов! Мне это напоминает ситуацию с ослом, которого нагружают соломой до тех пор, пока не сломают ему позвоночник.
— Мне кажется, это также можно сравнить с механизмом, один из элементов которого работает в режиме, отличном от режима других элементов, и в конечном итоге из-за этого целостность механизма нарушается.
А правда в том, что когда в то время женился старший сын моего друга Яна Блонского, я мог купить за 100 злотых шоколад «Тоблерон», бутылку французского вина и корзину польских деликатесов и запросто заявиться с таким подарком на свадьбу — молодожены были бы счастливы. Однако эти чудеса стали возможны благодаря государственному долгу в размере 40 миллиардов долларов.
Социализм в Польше был трупом, и мы, как черви, с комфортом разжирались на нем. Я говорю как человек, принадлежавший к тогдашней интеллектуальной элите: когда в 1980 году нам захотелось издавать ежемесячник «Письменность», мы просто ударили по столу кулаком и тут же получили то, что хотели. Мы выпустили семь или восемь номеров, аптом ввели военное положение — но до этого правительство легко распоряжалось подобными фондами.
По сравнению с Советами размеры провала в нашей стране были микроскопическими — все равно, что смотреть на мир через перевернутый бинокль. К востоку от реки Буг масштабы и террора, и последовавшей катастрофы были огромными. Я отдавал себе отчет, что в Советах дошло и до различных извращений и искажений в фундаментальных науках, которые в дальнейшем стали решающими факторами для существования всей империи. Все началось с Лысенко. Я чувствовал, что лысенковщина приведет к страшным рикошетам во всем советском сельском хозяйстве.
— И она привела — достаточно вспомнить об абсурдных попытках вспахать степи в Казахстане.
— Были и другие безумства. Хрущев, например, с ума сходил по кукурузе — был готов сажать ее даже на Каспаровы-Верх (одна из вершин в Западных Татрах). Защитные лесные насаждения на землях вдоль Волги и на Украине должны были остановить так называемый суховей — сколько денег было потрачено впустую. Советская экология была в руинах.
А как иначе, раз господствовал принцип приоритета политики над экономикой. Я уже вам рассказывал, как власти Дистрикт Галиции ответили немецкому владельцу компании, в которой я работал во время оккупации, когда тот пытался спасти работавших у него евреев: Politik gehr vor der Wirtschaft («Политика важнее экономики»). Советы стали жертвой того же лозунга: его реализация привела к неслыханно низкой производительности в сельском хозяйстве.
Во время войны мне было понятно, что рано или поздно немцы ее проиграют — достаточно сравнить решающее в предатомный период глобальное производство железа и стали союзников с производством Германии и покоренной Европы. Что касается Советов, у них всегда были очень талантливые ученые в области фундаментальных наук, поэтому для них коммунистическая тоталитарная доктрина оказалась удавкой на шее.
Долгое время ее последователи пытались затоптать кибернетику как буржуазную лженауку, и потребовалось немало усилий, чтобы убедить власти, что кибернетика и ее производные абсолютно необходимы при управлении ракетами, не говоря уже о покорении Луны. Сколько времени и энергии было потрачено на то, чтобы разрушить стены, которыми окружил себя большевизм; в результате советская компьютеризация сильно отставала от западной. Лично я был очень рад, что они так усложнили себе жизнь, потому что желал им всего самого худшего, что, конечно, никого не должно удивлять.
Пока я жил в Вене, я строил для себя графики затрат на производство самых дорогих и современных реактивных истребителей и бомбардировщиков. Оказалось, что каждая страна будет выделять на их производство все большую часть своего национального дохода, и примерно к 2030 — 2040 годам Советы смогут позволить себе максимум пятьдесят таких самолетов.
Ведь в каждый самолет нужно было инвестировать сотни миллионов долларов; эра бамбука, ткани и проволоки, из которых были сделаны летательные аппараты братьев Райт, давно прошла. Однако я скрывал свои гороскопы от мира не только по тому, что не хотел, чтобы кто-то перерезал мне горло. Мне не хватило смелости объявить о них, потому что они казались мне слишком утопичными, я не думал, что они сбудутся так скоро. В толпе антикоммунистов мне было довольно одиноко с моими прогнозами. Да, Альмарик писал о 1984 годе, но он был исключением.
— Да, в то время большая часть советологов считала систему почти идеально устойчивой.
— Да, в этом и парадокс. Система была монолитной, и ГДР поддерживала ее «густым ситом из стальных узлов». Из рассекреченных материалов, опубликованных в Spiegel, я узнал, что правительство Хонеккера готовило армию для нанесения удара по собственному обществу в случае каких-либо беспорядков. Можно предположить, что при таком обилии функционеров Штази и их Informelle Mitabeitern (внештатных сотрудников) отверстия в сите были минимальными, но что-то сумело ускользнуть от них и так или иначе случилось. Хотя наибольшая заслуга в упадке ГДР принадлежит Горбачеву…
