Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Неправильные межгосударственные границы не давали покоя Солженицыну, пишет «День». В частности, писатель предлагал, чтобы результаты референдума о независимости Украины учитывались отдельно по каждой области — они должны были решить, «куда прилегают». Автору статьи не нравится такой подход, но нынешняя ситуация в Донбассе показала верность взгляда нобелевского лауреата.
По предписаниям «православного аятоллы»
Нельзя не отдать должное Солженицыну: первый всемирно значимый удар по сталинизму и большевизму в целом нанес Никита Хрущев на ХХ и XXII съездах КПСС, а второй, такого же масштаба, — Солженицын своим «Архипелагом ГУЛАГ». Это объективно; субъективно же их намерения были ощутимо разными: Хрущев стремился «очистить» социализм, заложив на «обновленной» основе строительство коммунизма, а Солженицын — наоборот, хотел разоблачить и дезавуировать коммунизм как чисто чуждую России идеологию. Однако произошло именно так, как произошло: оба эти удара в немалой степени поспособствовали как краху СССР, так и тому, что Кремлю не удалось переформатироваться в «Великую Россию» (попытки такие были, и силы за ними стояли реальные). Собственно, план такого переформатирования предложил сам Солженицын в 1990-м году в статье «Как нам обустроить Россию». Но об этом плане немного позднее, а начать стоит с весьма небанальных (кто-то скажет — пророческих, кто-то — злобных) упреков Солженицына в адрес современного ему Запада.
«…Вот уже близится и совсем недалеко время, когда все вместе великие европейские державы перестанут существовать как серьезная физическая сила; что их руководители будут идти на любые уступки только за одну лишь благосклонность руководителей будущей России… и что они ослабнут так, не проиграв ни единой войны, но — от ожирения, от торговли и от слабости духа… и даже величайшая заокеанская держава, вышедшая из двух мировых войн могучим победителем, лидером человечества и кормильцем его, вдруг проиграет войну с отдаленной маленькой азиатской страной, начнет зримо рассыпаться от внутреннего несогласия, деятельность когда-то грозного ее сената снизится почти до балагана, и соответственно обезьяньи мелодии потекут в эфир из этой страны, передавая ее растерянность в канун ее великих сотрясений».
Это — первый вариант «Письма вождям Советского Союза», в начале 1970-х годов. «Удаленная маленькая азиатская страна» — это не Афганистан, это Вьетнам. А «обезьяньи мелодии» — это не рэп, это уже классическая рок-музыка того времени. Что же касается всего остального… Да, определенные объективные (но не роковые) тенденции развития Запада Солженицын ухватил. Однако тогдашняя объединенная Европа такой, какой она описана в этом тексте, не была. И США не были такими, вернее, были, но только несколько лет. Но важно другое: пренебрежение Солженицына к Западу и передергивание фактов, а, то и откровенное вранье. Разве Штаты проиграли войну именно северному Вьетнаму? Разве против них там не воевали регулярные войска КНР и СССР? И разве государства слабеют от торговли? А главное, текст, написанный в расчете на «руководителей будущей России» (той, где, по Солженицыну, абсолютно лишними будут политические свободы, армия и КГБ сохранятся, добавится разве что возможность публикации художественной и религиозной литературы, но без политики, без призывов к выборности власти!). И, конечно, сохранится советско-российская колониальная империя… Нынешние вожди России и их спецслужбы, похоже, обратили пристальное внимание на отмеченные Солженицыным тенденции западной жизни и изрядно потрудились над тем, чтобы сделать их доминирующими, закрепить всерьез и надолго.
А вот замечание Солженицына в адрес Запада, сделанное уже в «нулевых» годах двадцать первого века: «Безграничные „права человека" — это как раз то, что уже было у нашего пещерного предка: ничто ему не запрещало отнять мясную добычу у соседа или прикончить его дубиной. Оттого и понадобились каждому обществу власти и правящий слой. В ходе веков именно за ними и сохранялись „права", а у основной массы — ограничивались. От века Просвещения мы многотысячно слышим о „правах человека", и в ряде стран они широко осуществлены, но не везде в рамках нравственности. Однако что-то не призывают нас защищать „обязанности человека". Да даже призывать к самоограничению считается нелепым и смешным. А между тем только самоограничение, самостеснение дает нравственный и надежный выход из любых конфликтов».
По-моему, здесь смешаны вместе и правда, и неправда. Да, «безграничные права» — это в любых вариантах нечто общественно опасное. Однако каковы «безграничные права человека» в палеолите? Неужели Солженицын ничего не читал и не слышал о жестких нормах жизни в архаическом обществе? Неужели не брал в руки хотя бы научно-популярные книги по древней истории? И при феодализме существовали очень жесткие нормы поведения, и именно тогда во всех общественных слоях доминировали обязанности… Наконец, о самоограничениях в западной культуре сказано достаточно много — между прочим даже у Маркса. Что же имеем? Незнание русским классиком элементарных вещей или банальное передергивание им фактов?
А теперь пора непосредственно перейти к одной из основополагающих работ лауреата Нобелевской премии — то ли большой статье, то ли брошюре «Как нам обустроить Россию» (1990 год). Это итог многолетних рассуждений автора, где нет ничего случайного или неосмысленного. И вот что пишет Солженицын.
Во-первых, он де-факто требует прекратить перестройку, не проводить выборы и демократизацию политической жизни. «Решительная смена властей требует ответственности и осмысления. Не всякая новозатейщина обязательно ведет прямо к добру. Наши несравненные в 1916 году критики государственной системы — через несколько месяцев, в 1917 году, получив власть, оказались совсем не готовы к ней и все загубили. Ни из чего не следует, что новоприходящие теперь руководители окажутся сразу трезвы и прозорливы… Вот, в кипении митингов и нарождающихся партиек мы не замечаем, как натянули на себя балаганные одежды Февраля — тех злоключных восьми месяцев Семнадцатого года».
Выходит, что в 1917 году нужно было оставить крайне бездарную и коррумпированную царскую администрацию и заняться ее модернизацией (а что тем временем было бы на улице? Новая пугачевщина, страшнее большевиков?), а в конце 1980-х годов — остановиться на этапе эволюционных изменений в полновластной по-прежнему номенклатуре? Это все даже не смешно — потому, что остановить революционные процессы (объективно назревшие!) можно было бы только устрашающим насилием, по сравнению с которым всевозможные «ленские расстрелы» или «саперные лопатки» были бы кровавыми выигрышами, не больше.
А кто мог произвести необходимые изменения и почему в 1917-м (да и в 1990-1992-х годах), «наверху» оказалось критически мало искусных управленцев? А потому, что в России два столетия самодержавия в принципе не могли обеспечить появление таких лиц; а если они каким-то чудом и получали высокие должности и спасали империю (например, Сергей Витте), то их быстро «съедали» приближенные к самодержцам деятели. Что же касается любимца писателя — Петра Столыпина, то этот «великий реформатор» на самом деле сделал невозможным эволюционные изменения в империи и подготовил большевистскую революцию. Об этом я уже неодократо писал, но напомню только одну «реформу»: такое изменение избирательного законодательства, согласно которому один процент населения империи (почти исключительно помещики, чье землевладение осталось неприкосновенным) получал большинство мест в Государственной думе. Крестьянский любимец одессит, депутат Думы кадет Михаил Герценштейн предлагал между тем реальную и эффективную земельную реформу, которая лишила бы радикалов социальной базы в деревне, но был убит черносотенцем, а Дума разогнана. Впрочем, неудивительно, почему Солженицыну был таким привлекательным Столыпин: в Государственную думу России был представлен законопроект об автономном статусе Украины, который имел немалые шансы на принятие…
Во-вторых, в 1990 году, крайне негативно относясь к демократизации и многопартийности, Солженицын одновременно видел обреченность Советского Союза и обращался к действующей на то время союзной и российской власти (в основе своей — коммунистической и номенклатурной): мол, СССР «развалится, все равно — и выбора настоящего у нас нет, и размышлять-то не над чем, а только — поворачиваться проворнее, чтобы упредить беды, чтобы раскол прошел без лишних человеческих страданий, и только тот, который уже действительно неизбежен. И так я вижу: надо безотложно, громко, четко объявить: три прибалтийские республики, три закавказские республики, четыре среднеазиатских, да и Молдавия, если ее в Румынию больше тянет, эти одиннадцать — да! — непременно и безповоротно будут отделены».
Революционно? Да! Прогрессивно? Да, но… Продолжим чтение дальше: «О Казахстане. Сегодняшняя огромная его территория нарезана была коммунистами без разума, как попадя… А составлен-то он из южной Сибири, южного Приуралья, да пустынных центральных просторов, с тех пор преображенных и построенных — русскими, зэками, ссыльными народами. И сегодня во всем раздутом Казахстане казахов — заметно меньше половины. Их сплотка, их устойчивая отечественная часть — это большая южная дуга областей, простирающаяся с крайнего востока на запад почти до Каспия, действительно населенная преимущественно казахами. И если в этом охвате они хотят отделиться — то и с Богом». Ну-ну. «Забыть» вспомнить, почему опустели центральные районы Казахстана, то есть об устроенном Москвой голодоморе-геноциде казахского народа (так он, кстати, и называется), «забыть» об участии украинцев в подъеме целины — это нужно быть действительно «выдающимся мыслителем»! А дальше еще большая «туфта»: «Крымским татарам, разумеется, надо открыть полный возврат в Крым. Но при плотности населения двадцать первого века Крым вместителен для восьми-десяти миллионов населения и стотысячный татарский народ не может себе требовать владения им». Даже по официальным советским данным, по мнению экспертов, существенно заниженными, тогда в СССР (главным образом в Узбекистане) проживало почти триста тысяч крымчан. Вот как нужно манипулировать цифрами!
И, наконец. Солженицын пишет: «Сам я — едва ли не на половину украинец, и в ранние годы рос при звуках украинской речи. А в скорбной Белоруссии я провел большую часть своих фронтовых лет, и до пронзительности полюбил ее печальную скудость и ее кроткий народ. К тем и другим я обращаюсь не извне, а как свой. Братья! Не надо этого жестокого раздела! — это помрачение коммунистических лет. Мы вместе перестрадали советское время, вместе попали в этот котлован — вместе и выберемся». Ну, известный международный террорист, убийца Евгения Коновальца и Льва Троцкого Павел Судоплатов мог бы привести те же аргументы относительно «речи» и «наполовину украинца», то есть тоже претендовать на то, что он «свой», не правда ли? А что касается словесных толкований, найденных для белорусов — «скорбная Белоруссия», «ее печальная скудость», «ее кроткий народ», то остается только развести руками. Что это — подсознательное отношение к белорусам как неполноценным людям или искреннее, но чисто великодержавное похлопывание их по плечу?
Ну а дальше идет сплошная манипуляция, недостойная Нобелевского лауреата: «Да, больно и позорно вспомнить указы времен Александра II (1863, 1876 год) о запрете украинского языка в публицистике, а затем и в литературе, — но это не продержалось долго…» (ничего себе «недолго»! Валуевский циркуляр нормировал украинскую жизнь, включая театр и образование, более сорока лет — до 1905-го!); «суетно-социалистическая Рада 1917 года составилась соглашением политиков, а не была народно избрана… переступив от федерации, объявила выход Украины из России — она не опрашивала всенародного мнения» (блестяще! А была ли возможность всенародно избрать какой-либо орган власти на территории бывшей империи весной 1917-го? И кому было по силам «опрашивать всенародное мнение» в условиях российско-большевистской агрессии начала 1918-го?) — и так далее, и так далее. Наконец, настоящий «шедевр»: «Но затем в отторгнутой Галиции, при австрийской подтравке, были выращены искаженный украинский ненародный язык, нашпигованный немецкими и польскими словами, и соблазн отучить карпатороссов от русской речи, и соблазн полного всеукраинского сепаратизма». Даже не буду комментировать, только позволю себе одно замечание: слышал ли Солженицын с его сущей влюбленностью в русское слово когда-нибудь эту «русскую речь» в исполнении мифических «карпатороссов»?
И, кстати, при чем здесь «помрачение коммунистических лет» до украинской самостоятельности? Помрачение, которое преследовало цель не допустить даже автономии Украины, характерно как раз для россиян и «обрусевших инородцев» не только времен революции, но и периода перед ними, причем как для «белых», так и для «красных».
В общем, неопровержимым фактом является тяжелый «украинский комплекс» Солженицына. Возьмем книгу «Ленин в Цюрихе» (1975 год), в которой собраны соответствующие фрагменты эпопеи «Красное колесо». В художественном плане, по-моему, написано блестяще. А вот фактогрфия… Первое, что бросается в глаза — демонизация Парвуса и Троцкого (похоже, в «пятой графе»). Однако это не главное. Главное — это вроде бы существующая (и постоянно повторяющаяся во внутренних монологах) идея-фикс Ленина — мол, чтобы уничтожить самодержавие и совершить революцию, следует раздробить Россию на куски, в частности, отделить Украину. Что ж, Александр Исаевич был последовательным — ему в конце концов нужно было доказать то, что Украина как таковая в нынешних границах — это, мол, большевистский проект. На самом же деле имеется не просто большая, а грандиозная ложь, которая для знакомых с ленинскими дореволюционными брошюрами, статьями и публичными выступлениями самоочевидна, не нуждается в возражении. Ведь фактом является пламенная борьба Ленина с любыми проявлениями украинской автономии (даже не независимости!) — от Михаила Драгоманова до Льва Юркевича. Итак, еще раз: зачем Солженицыну была эта ложь? Для концепта неестественности индивидуальности украинцев и «помрачения коммунистических лет»?
Кстати: распространенным до сих пор является утверждение, что свержение самодержавия в Российской империи в 1917 году было актом чисто всероссийской революции, а собственно украинская революция началась несколько позже. Это коррелирует с идеями последователей Солженицына, что украинская революция — это немецкая интрига, осуществленная после свержения самодержавия. Однако вот какой документ появился в Петрограде в тот же день, когда последний император Николай II подписал отречение от престола: «В освободительной борьбе последних дней большую роль сыграл и украинский демос в лице украинского жолнерства тех полков, приобщившихся к восстанию… Ряды войска, боровшиеся за свободу вместе с широкими демократическими массами Петрограда, в значительной степени состояли из сыновей украинского гражданства и рабочего, из представителей демократических слоев украинской нации… Лозунг демократической республики, выставленный русской демократией, обеспечивает гражданские права каждого отдельного человека. В борьбе за все права мы желаем российской демократии всяческого успеха. Но украинская демократия, украинские массы требуют обеспечения не только своих общегражданских прав, но и своих отдельных прав национальных, тех прав, которые российский народ имеет уже давно. С этим лозунгом национального освобождения должны выступить украинские массы в Петрограде. Самым полным выражением идеи национального освобождения является национально-государственная самостоятельность, и только создание собственного суверенного государственного организма может обеспечить широкое культурное развитие украинского народа». Это слова из обращения Временного Украинского Революционного Комитета Петрограда от 2(15) марта 1917 года. Как видим, здесь четко отмечена и особая роль украинства в революции, и особые его задачи, в том числе стратегический курс на национально-государственную самостоятельность. И Ленин вместе с немецким генштабом здесь ни при чем…
Но вернемся к тексту Солженицына об обустройстве России. Интересная картина: в многочисленных трудах и выступлениях он буквально воспевал рыночную экономику, которая вроде бы без всяких препятствий органично развилась в Российской империи, а теперь он категорически отрицает рыночные реформы: «Перенимать бездумным перехватом чужой тип экономики, складывавшийся там веками и по стадиям… разрушительно». Почему «чужой тип экономики»? Разве не было — хоть и несовершенного, но рынка — и в России до 1917 года, и в СССР с начала и до конца 1920-х годов (НЭП)? Разве в 1960 — 1970 годы не показывали чудеса те бригады и артели, которым «в порядке эксперимента» разрешалось внедрять рыночные механизмы? Впрочем, похоже, Солженицына уже тогда в Кремле услышали: внедряемая в России с начала 1990-х годов экономическая система была не «чужая», а «своя», с мощной криминально-клановой компонентой; что-то приближенное к нормальному современному рынку появилось в начале двухтысячных при премьерстве Касьянова, однако долго не продержалось. И следствие этого отторжения «чужого» (на самом деле общецивилизационных норм) для перспектив России действительно оказалось разрушительным. Но обратите внимание — это и для Украины рынок «чужой тип экономики». Потому что все это «наша страна»…
А теперь о предложенной Солженицыным политической конструкции: «При географической обширности и бытовых условиях прямые всегосударственные выборы законодателей нашей страны не могут быть плодотворны. Только выборы трех-четырехстепенные могут провести кандидатов и уже оправдавших себя и укорененных в своих местностях. Это будут выборы не отдаленных малознакомых людей, только и пофигурявших в избирательной кампании, но выборы по взаимному многолетнему узнаванию и доверию… Достаточно, если Всеземское Собрание выдвигает и тщательно обсуждает несколько кандидатур из числа урожденных граждан государства и постоянно живших в нем последние семь-десять лет… Надо искать форму государственных решений более высокую, чем простое механическое голосование… В нашей истории для того есть прочное подобие: Земский Собор в Московской Руси. Как писал Д. Шипов: когда у нас собирались Земские Соборы, то не происходило борьбы между Государем и Соборами, и неизвестны случаи, когда бы Государь поступил в противность соборному мнению: разойдясь с Собором, он только ослабил бы свой авторитет. Соборность — это система доверия; она предполагает, что нравственное единство — возможно и достижимо… Такому плану идеально могла бы соответствовать Дума? (Соборная Дума? Государственная Дума?), собранная как бы от народной совести из авторитетных людей, проявивших и высокую нравственность, и мудрость, и жизненный опыт…»
То есть «наша страна» — это Россия плюс Украина плюс Белоруссия плюс половина Казахстана. Аналогично «наша история» и «наш народ». И в этом смысле логична идея навязать украинцам, и не только им, органически чуждые им политические нормы (неужели крымчане тоже должны соблюдать традиции Московской Руси?). Типичное мышление имперского идеолога… Ну, а «нравственное единство» царя и Земского Собора ярко характеризует хотя бы тот факт, что при Иване Грозном такие соборы проводились и во времена опричнины, никак ей не мешая.
А дальше был 1991 год и референдум о независимости Украины. Солженицын требовал от президента РФ Ельцина вмешательства в дела, «чтобы результат референдума учитывался отдельно по каждой области: каждая область сама должна решить, куда она прилегает». Что такое вмешательство неизбежно будет силовым, вооруженным, с непрогнозируемыми последствиями, похоже, писателя не беспокоило. Не говоря уже об откровенно империалистическом характере такого вмешательства. Тогда же в письме известному украинскому лингвисту и правозащитнику Святославу Караванскому Солженицын гневно спрашивал: «Те, кто во Львове и Киеве, наконец-то валят памятники Ленину, — почему же поклоняются, как священным, фальшивым ленинским границам, на кровавой заре советской власти во многих местах прочерченным лишь для того, чтобы купить стабильность коммунистическому режиму?» Но причем здесь Ленин? Границы независимой Украины прочерчивали Грушевский и Скоропадский, а Ленин — Рыков — Сталин только отхватывали от УССР те или иные территории.
«Неправильные» межгосударственные границы не давали покоя Солженицыну и после украинского референдума. Вот что он писал тогдашнему послу России в США Лукину: «Моя поддержка Вашей позиции относится к тому, что Вы активно поставили в российском Верховном Совете вопрос о судьбе Крыма. Огромная область была вне всяких законов „подарена" капризом подгулявшего сатрапа — и это в середине двадцатого века! Но вопрос стоит и шире… Все границы между республиками бывшего СССР были нарезаны ранними советскими вождями полностью произвольно, без всякого соотнесения с этническим составом областей, местностей и их историческими традициями — а лишь по политическим выгодам того момента. В частности, так была оторвана и Донецкая область от Дона — чтобы ослабить Дон за его борьбу против большевизма». Это уже не стилистика Путина — это Жириновский во всей своей красоте, с «основательной аргументацией» сказанного. Комментировать это все не стоит, напомню лишь, что, скажем, Таганрогский округ, в котором украинцы составляли более семидесяти процентов населения, была в 1924-м году изъята Москвой из УССР и передана в Российскую Федерацию.
Можно, впрочем, заметить: в «Архипелаге ГУЛАГ» Солженицын был не таким, там он писал: россиянам необходимо уступить, отсутствие таких уступок — безумие, если украинцы хотят, пусть отделяются. Но вчитаемся в соответствующий фрагмент этого, несомненно, эпохального произведения: «С Украиной будет чрезвычайно больно. Но надо знать их общий накал сейчас. Раз не уладилось за века — значит, выпало проявить благоразумие нам. Мы обязаны отдать решение им самим — федералистам или сепаратистам, кто у них кого убедит. Не уступить — безумие и жестокость. И чем мягче, чем терпимее, чем разъяснительнее мы будем сейчас, тем больше надежды восстановить единство в будущем… Не вся Украина в ее сегодняшних формальных советских границах есть действительно Украина. Какие-то левобережные области безусловно тяготеют к России. А уж Крым приписал к Украине Хрущев и вовсе с дуба. А Карпатская (Красная) Русь? Проверим и на ней: требуя справедливости к себе, как справедливы будут украинцы к карпатским русским?» («Архипелаг ГУЛАГ», часть пятая, глава вторая, написана в 1968-м, опубликована в 1974-м году). Как видим, уступчивость — это лишь инструмент для восстановления единства с Украиной в будущем. И уже тогда были высказаны идеи поделить Украину, забрав себе немалые куски. И поистине маниакальная концепция по поводу мифических «карпатских русских», вроде бы живущих в «Красной Руси». Но ведь Красная Русь — это другое название Галиции! Уровень компетентности, однако… И не менее маниакальная ненависть к «сатрапу» Хрущеву, который вроде бы «Крым приписал к Украине», но на самом деле позволил Солженицыну, и далеко не только ему, перестать быть «лагерной пылью»… Печально все это, но следует трезво оценивать даже светочей русской культуры.
