Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Ни один из "общепризнанных" интересов США на Украине не выдерживает критики, пишет TNI. Вашингтон никогда не делал защиту демократии базовым интересом, а говорить о ней в контексте Украины, в которой процветает коррупция, – весьма спорно. Да и беспокойство по поводу "российской агрессии" тоже сомнительно.
Начавшая в феврале военная спецоперация России на Украине вызвала волну международной поддержки Киева. Соединенные Штаты возглавили ее. Еще до того, как российские силы пересекли границу, США и многие их союзники дали понять, что они против амбиций Москвы, предупредив о ряде жестких "адовых" антироссийских санкций, в то же время работая над мобилизацией дипломатической коалиции против Москвы и укрепляя украинские вооруженные силы. После начала военной фазы конфликта Соединенные Штаты взяли на себя инициативу в предоставлении Украине военной техники и обучении военнослужащих, выделении экономической помощи, максимально полной дипломатической поддержке, передаче разведывательных данных для сдерживания наступления России и рассыпании угроз "драконовских последствий", если Россия применит на Украине ядерное оружие. Все более пылкие демократическо-республиканские призывы наказать Москву, усилия Киева по лоббированию дополнительной помощи, растущие призывы многих аналитических центров и экспертов делать больше для него, а также постепенное усиление его поддержки администрацией Байдена с февраля — все это говорит о том, что американское участие в украинском конфликте может в будущем расти.
Тем не менее администрация Байдена и другие сторонники нынешней политики США до сих пор не смогли предложить стратегических аргументов в пользу издержек и рисков, которые наша страна несет в российско-украинском конфликте. Да, многие назвали конкретные цели в отношении самой Украины. Однако, определение и обсуждение того, как политика США на Украине способствует достижению перспективных национальных целей и интересов США, в целом отсутствуют или сводятся в основном к жестикуляциям в отношении общих принципов, которые могли бы оправдать американскую линию по Украине. На фоне продолжающегося конфликта и непрекращающихся призывов к лидерам Соединенных Штатов "делать больше" остается вопрос: каковы стратегические интересы США на Украине и как Америка может наилучшим образом их удовлетворить?
Хотя в суете событий политические деятели и эксперты часто теряются, они довольно быстро смогли определить один неизменный интерес Америки на Украине. Если не утопать в деталях, то их утверждения сводятся в целом к следующему.
Одна линия гласит, что Соединенные Штаты не могут терпеть российскую агрессию на Украине, потому что это будет только способствовать дальнейшему усилению и разрастанию угроз для них. Этот тезис принимает обычно две формы. Его узкая версия гласит, что опасность будущей агрессии исходит именно от России. То есть, если Москва не встретит сопротивления на Украине, она просто увеличит свои амбиции, бросит вызов союзникам США по Организации Североатлантического договора (НАТО) и в конечном счете создаст угрозы европейской безопасности в целом. В этом духе бывший посол в России Майкл Макфол утверждает: "У нас есть интерес в плане безопасности помочь Украине победить Россию. Скажем очень просто: если Путин победит в Донбассе и осмелится пойти дальше вглубь Украины, это будет угрожать нашим союзникам по НАТО". Точно так же бывший советник по национальной безопасности Стивен Хэдли утверждает, что Соединенные Штаты постоянно заинтересованы в том, чтобы удержать президента России Владимира Путина "даже от мысли о том, что он может в следующие пять или десять лет повторить то же самое". Именно это беспокойство помогает объяснить, почему по крайней мере некоторые влиятельные лица в администрации Байдена призывают к "ослаблению России" путем обескровливания ее на Украине. Как выразился официальный представитель Совета национальной безопасности, "одна из наших целей состоит в том, чтобы ограничить способность России делать что-то подобное снова", подрывая "ее экономическую и военную мощь, создающую угрозу своим соседям, и способность нападать на них".
Широкая версия этой линии связывает конфликт на Украине не с Россией как таковой, а с потенциальным усилением других мировых игроков, особенно Китая. Сам президент Джо Байден способствовал развитию этого аргумента, написав в марте: "Если Россия не заплатит высокую цену за свои действия, она пошлет сигнал другим потенциальным агрессорам о том, что они тоже могут захватывать территории и порабощать другие страны". В другом месте он утверждает: "На протяжении всей нашей истории мы учились тому, что, когда диктаторы не платят цену за свою агрессию, они создают еще больший хаос и проявляют еще большую агрессию". И это беспокоит не только Байдена: о привлекательности этого аргумента для республиканцев говорят слова члена палаты представителей от Техаса республиканца Майкла Макфола, который заявляет, что бездействие на Украине "приободрит Владимира Путина и его коллег-автократов, продемонстрировав, что Соединенные Штаты сдадутся перед лицом бряцания оружием". И заключает, что "авторитет США от Киева до Тайбэя не выдержит еще одного такого удара".
В отличие от беспокойства по поводу будущего разрастания самого конфликта, вторая линия утверждает, что Соединенные Штаты имеют свой неизменный интерес на Украине постольку, поскольку события там влияют на так называемый "либеральный международный порядок". Как заявляет госсекретарь Энтони Блинкен, "международный порядок, основанный на правилах, который имеет решающее значение для поддержания мира и безопасности, подвергается испытанию неспровоцированной и неоправданной спецоперацией России на Украине". Логика здесь двоякая. Во-первых, неспособность поддержать Украину поставит под вопрос американскую поддержку демократий во всем мире, тем самым подорвав жизнеспособность демократии как способа организации политической жизни любого общества. Как объясняет Байден, Украина является неотъемлемой частью продолжающейся "битвы между демократией и автократией, между свободой и репрессиями". Таким образом, отказ от помощи Украине отбросил бы Соединенные Штаты в этой битве назад. Во-вторых, усиление России само по себе является вызовом ключевым принципам (в основном не конкретизированным), заключающимся в том, что сильные государства не должны применять силу для навязывания своей воли более слабым мировым игрокам и что нельзя допускать нарушений государственного суверенитета. Игнорирование российской агрессии поставило бы под вопрос будущее функционирование системы, поддерживаемой США. Как утверждает Энн Эпплбаум:
"Соединенные Штаты должны участвовать в украинском конфликте, поскольку реалистическое и честное понимание его — это понимание того, что мы сейчас сталкиваемся с реваншистской страной, которая стремится расширить свою территорию по идеологическим причинам, которая хочет положить конец американскому присутствию в Европе, которая хочет положить конец Европейскому Союзу, которая желает подорвать НАТО и имеет принципиально иное представление о мире, чем мы".
Проще говоря, бездействие рискует усилить альтернативные принципы, на которых будет основываться международный порядок и которые, предположительно, нанесут ущерб Соединенным Штатам.
Но что здесь беспокоит, так это то, что именно эти утверждения остались в целом незамеченными. Да, действительно, Соединенные Штаты столкнулись с реальным риском, который связан с возможной военной эскалацией и, следовательно, обменом ядерными ударами с Россией, — и понесли огромные реальные расходы на помощь Украине, эквивалентную бюджетам министерств транспорта, труда и торговли США вместе взятых. Многие аналитики утверждают, что реально существующие риски эскалации военного конфликта значительно ниже, чем можно было бы подумать, поскольку, например, Россия — не самоубийца, чтобы рисковать войной с Соединенными Штатами и их союзниками. Тем не менее миллиарды долларов остаются на кону как раз в разгар растущего внутреннего спроса на ресурсы. И тот факт, что политики и аналитики спорят о том, как угрожающие действия Америки могут быть восприняты в Москве, говорит о том, что существующие риски все-таки немалые. Это может звучать аполитично, но грамотное управление государством означает, что мы сейчас должны задаться важным вопросом: стоит ли игра свеч?
Правда состоит в том, что ни один из "общепризнанных" интересов США на Украине не выдерживает критики. Не менее важно и то, что вера в то, что они действительно представляют интересы США, противоречит основным принципам давно сформулированной Большой стратегии США, поскольку на таких оценках рисков формируется такая политика США, которая рискует создать новые стратегические дилеммы для нашей страны, Украины и России таким образом, что это может только усугубить последствия нынешнего конфликта.
Дальнейшее разрастание конфликта: преувеличенные тревоги
Беспокойство по поводу того, что бездействие на Украине просто разожжет аппетит России к агрессии в Европе за пределами Украины — особенно против союзников США по НАТО — и, таким образом, заслуживает более серьезного американского ответа, весьма сомнительно. Безусловно, в некоторых государствах временами доминирует местная элита, убежденная в том, что агрессия дешева, легка и оправдана. Тем не менее утверждать, что не встреченное сопротивлением поведение России на Украине приведет к дальнейшему усилению Москвы — это значит утверждать, что не существует никаких других возможных ограничений, которые могли бы сдерживать российские амбиции. Здравый смысл, теория международных отношений и современные тенденции в европейской безопасности указывают на обратное.
Государства, столкнувшиеся с непосредственным и амбициозным в военном отношении иностранным субъектом, склонны балансировать и сдерживать его возможности для дальнейшей агрессии. В мире такое поведение означает, что заинтересованные в защите собственных интересов государства должны обеспечивать собственную безопасность и, таким образом, имеют стимул противостоять потенциальным агрессорам. Мы наблюдаем эти тенденции сегодня в Европе, где действия России быстро стимулировали как вооружение (например, растущий оборонный бюджет Германии), так и союзничество (например, присоединение Швеции и Финляндии к НАТО и обсуждение европейской военной автономии). Кроме того, баланс сил в Европе, где только европейские члены НАТО имеют совокупный валовой внутренний продукт в двенадцать раз больше, чем у России, подчеркивает наличие множества государств, которые по отдельности или все вместе более чем способны влиять на планы России. Короче говоря, Россия все больше оказывается в окружении и, вероятно, будет стеснена еще больше, если задумает будущую агрессию в Европе.
Даже такой смелый лидер, как Путин, не может легко игнорировать эту ситуацию и, скорее всего, будет учитывать ее в стратегических расчетах России. Тем не менее даже если бы он — или его преемник — проигнорировал бы эти сдерживающие факторы, вся прелесть баланса сил заключается в том, что агрессоры все же встречают сопротивление, которое сводит на нет их усилия. Иными словами, даже безрассудная Россия, которая каким-то образом завершит свою спецоперацию на Украине и останется жизнеспособной, вряд ли пойдет дальше в Европу.
Это вдвойне верно, когда речь идет о возможной агрессии против членов НАТО. Независимо от усилий по оказанию помощи самой Украине, альянс ответил на российскую спецоперацию сближением, не имеющим себе равных за последние двадцать лет. Как заявленная политика, так и новые военные тенденции в НАТО указывают на то, что ее члены все больше привержены идее защиты того, что Байден назвал "каждым дюймом территории НАТО". Таким образом, конфликт совершенно ясно показал, что если Россия попытается выступить против членов НАТО, то она рискует создать подавляющую (за пределами ядерной сферы) противовесную коалицию. Таким образом, полностью независимо от всего, что происходит на Украине, такой стратегический расклад дает серьезные основания сомневаться в том, что кто-либо из российских политиков решит, что дальнейшая агрессия в Европе окупится или добьется успеха в такой ситуации. Следовательно, Украина не играет здесь решающей роли в формировании или срыве российских амбиций.
Аналогичные размышления возникают и в связи с заявлениями о том, что бездействие на Украине заставит другие государства, особенно Китай, сделать вывод, что агрессия окупается. По этой логике мир полон потенциальных агрессоров, которых сдерживает только страх перед американским возмездием. Это также подразумевает, что агрессия в любом месте мира представляет собой угрозу национальной безопасности США. Утверждать, что Соединенные Штаты должны действовать на Украине, чтобы предотвратить агрессию других, равносильно утверждению, что Штаты должны служить глобальным полицейским, который не имеет права на отдых никогда и нигде, даже на мгновение.
Если оставить в стороне тот факт, что политики уже давно отвергают идею о том, что Соединенные Штаты служат мировым полицейским, с этим аргументом тоже есть несколько проблем. Во-первых, как отмечает Стивен Уолт, история полна случаев, когда агрессоры все-таки платили непомерную цену за свое поведение — вспомните о поражении, оккупации и разделе Германии после Второй мировой войны или "ковровых" бомбардировках Японии зажигательными бомбами. Тем не менее факт, что, агрессия остается реальностью в международной политике, поскольку, даже когда один агрессор терпит поражение, другие, похоже, не сразу "усваивают" урок.
Во-вторых, допуская, что потенциальные агрессоры могут существовать, ряд исследований показывает, что государственная политика формируется не общими представлениями о том, как может отреагировать на них отдельная великая держава, а оценками того, возможно ли противостояние им и наказание с учетом баланса сил и существующих государственных интересов. Если посмотреть на ситуацию расширительно с этой точки зрения, то можно прийти к двум выводам. 1) Соединенные Штаты могут позволить себе игнорировать Украину, если рисков встретить агрессию на других театрах нет (конечно, при условии, что у США есть интерес и средства для проверки других потенциальных угроз). И 2) есть местные субъекты, способные и заинтересованные в том же. Это имеет понятный смысл даже на уровне интуиции. Пекин, например, гораздо больше заботит то, что Соединенные Штаты, Япония, Южная Корея, Тайвань, Индия, Австралия и т. д. могут и будут делать в Азии, чем то, что они делают за 7000 километров от Пекина. Аналитики, считающие Украину решающим фактором в "запуске" агрессий других государств, упускают из виду геополитические ограничения, которые, вероятно, будут формировать интерес других стран к ним и способность их осуществлению.
В-третьих, следует скептически относиться к лежащей в основе этих утверждений идее о том, что агрессия где бы то ни было представляет собой угрозу для Соединенных Штатов. Даже беглый взгляд на историю внешней политики показывает, что Соединенным Штатам на самом деле не угрожает агрессия сама по себе. Только за последние годы конфликт в Грузии, саудовская кампания в Йемене, боевые действия между Эфиопией и Эритреей и другие эпизоды мало повлияли на благополучие США. В этом преимущество богатой и изолированной великой державы, окруженной океанскими просторами. Наконец, даже если бы Соединенные Штаты были заинтересованы в предотвращении большей части агрессий в мире, из этого не следует, что дальнейшее вмешательство в дела Украины представляет собой единственный способ подчеркнуть, что Америка будет наказывать агрессию в более широком смысле. В конце концов, Соединенные Штаты могут не только (как следует из предыдущего абзаца) предпринять шаги для укрепления своей способности противостоять агрессии со стороны конкретных субъектов, независимо от того, что происходит на Украине. Вашингтон может сигнализировать о своих обязательствах, например, поощряя наращивание сил НАТО в Восточной Европе или сохраняя так называемые "калечащие" санкции против Москвы.
Угрозы существующему миропорядку: теория, а не реальность
Утверждения о том, что бездействие США на Украине подорвет либеральный порядок, также вызывают сомнения. Во-первых, хотя Соединенные Штаты и стремятся продвигать демократию за рубежом, они зачастую сдерживают этот импульс, сообразуясь с геополитическими императивами, независимо от того, как это влияет на распространение демократии. С целью утверждения демократии в мире Соединенные Штаты во время холодной войны свергали законные правительства, например, в Иране и Гватемале, регулярно заключали сделки с автократами (например, на Тайване и в Южной Корее, а также в Саудовской Аравии) и терпят сегодня отступление от демократии среди основных союзников (как это наблюдается, например, в Венгрии, Польше, Пакистане и Турции). Короче говоря, Вашингтон никогда не делал своим базовым интересом защиту демократии как таковой. Как показывает история, вместо этого вопрос заключался только в том, воспринимают ли наши политики ту или иную страну как важную для интересов США. Поскольку либеральный порядок вообще возник только после Второй мировой войны (и есть хороший вопрос: возник ли он вообще?), это произошло, даже несмотря на двойственное отношение США к поддержке других демократий как к своей цели. Утверждения о том, что либеральный порядок теперь требует, чтобы Соединенные Штаты защищали Украину, переворачивает всю логику американской политики.
Конечно, критики могут возразить, что Соединенным Штатам следует сделать защиту демократии своим основным интересом, иначе в предстоящие годы демократические потери умножатся. Здесь возникает другая проблема: Украина плохо подходит для демонстрации американской приверженности этой цели. "Вежливая" аудитория может не комментировать это, но нынешняя демократическая состоятельность Украины вызывает сильные сомнения. Независимые оценки, проведенные Freedom House, проектом Polity или проектом "Разновидности демократии", последовательно оценивают Украину как менее, чем полноценную демократию. Например, в списке Polity она фигурирует как "анократия" (Анократия — политический режим, имеющий как демократические, так и автократические институциональные характеристики. — Прим. ИноСМИ.), а по версии Freedom House является "гибридным режимом с наличием всего 39% демократии". Коррупция, ограничение свободы прессы, вопросы к непредвзятости судей и судов и полное отсутствие "верховенства закона" — вот вопиющие проблемы Украины. Эти оценки не улучшаются с течением времени. Например, проект V-Dem показывает, что показатели демократии на Украине с момента обретения независимости "колеблются лишь в среднем диапазоне", в то время как оценки Freedom House указывают лишь на "очень незначительные изменения" в демократических показателях Украины с середины 2010-х годов. Внутриэлитные разборки и репрессии против политических оппонентов, наблюдаемые на Украине на протяжении большей части последнего десятилетия, иллюстрируют аналогичную тенденцию. Короче говоря, даже если кто-то утверждает, что судьба либерального порядка зависит от активной поддержки Соединенными Штатами либеральных демократий, Украина сегодня является негодным полигоном для подтверждения этой приверженности Америки.
Наконец, весьма проблематичны аргументы и о том, что неспособность противостоять России на Украине подорвет нормы и принципы действия "либерального порядка". Как отмечают такие ученые, как Патрик Портер и Пол Станиленд, либеральный порядок никогда не был свободен от насилия. Во всяком случае, сам порядок выжил благодаря насилию и часто полагался на насилие со стороны государства для поддержки сомнительных целей на протяжении всей своей послевоенной истории. Таким образом, трудно понять, как "вызывающее сожаления" поведение России на Украине может быть более вредным для либерального порядка, чем войны США во Вьетнаме или Ираке, применение Израилем силы в своем "ближнем зарубежье" или жестокая военная кампания Саудовской Аравии в Йемене и т.д.
Точно так же "либеральный порядок" продемонстрировал замечательную способность терпеть широкий спектр межгосударственного и внутригосударственного насилия и нарушений суверенитета. Даже беглый взгляд на историю показывает эту тенденцию: "либеральный порядок" был больше подорван нежеланием американцев и их союзников действовать в Боснии, чем это было во время грузинского конфликта 2008 года. В этом свете появление России в Грузии представляет собой не столько угрозу либеральному порядку, сколько просто проявление того рода насилия и нарушений, которые издавна существовали внутри "порядка" со стороны государства, которое не особенно нравится многим игрокам. Опять же мы можем и должны оплакивать ужасы, обрушившиеся на Украину. Однако утверждения о том, что российская "агрессия" каким-то образом ниспровергает принципы, на которых зиждется "либеральный порядок", никуда не годятся.
Сторонники американского лозунга "делать больше" могут наступательно утверждать, что основные принципы Большой стратегии США в целом и их политика в отношении Европы, в частности, обуславливают участие Америки на Украине. По их мнению, дело здесь заключается в том, что давняя заинтересованность США в предотвращении появления евразийского регионального гегемона и/или в построении того, что бывший президент Билл Клинтон назвал "целостной, свободной и мирной Европой", требует противодействия России путем углубления поддержки Украины. Тем не менее не только ни один из этих вопросов не поставлен на карту на Украине, но и нынешняя направленность политики США в этом регионе и их потенциальное дальнейшее участие в украинском конфликте во многом противоречат этим целям.
Соединенные Штаты давно пытались предотвратить появление регионального гегемона в Евразии. Сегодня Россия, однако, не готова быть региональным гегемоном. Она обладает внушительным ядерным арсеналом, мощным военно-промышленным комплексом и получает определенное политическое влияние за счет экспорта ключевых товаров и энергетических продуктов. Тем не менее ее экономика меньше, чем у Италии, она занимает сложную географически и климатически территорию, исторически страдает от вражды со стороны своих соседей и переживает демографические проблемы. Более того, она сталкивается — как показывают ее боевые действия — со сложностями в превращении своих скрытых возможностей в полезную мощь. Точно так же ее способность превращать экспорт материалов и энергии в геополитические рычаги ограничена доступностью в мире (особенно в среднесрочной и долгосрочной перспективе) альтернативных поставщиков этих товаров. В то же время другие региональные игроки обладают более чем достаточным потенциалом, чтобы противостоять ему либо в одиночку, либо объединившись. Учитывая быстрое и эффективное противодействие российской СВО, у них также, похоже, есть политическая воля, чтобы противостоять российским планам. И там, где Советский Союз (последний потенциальный евразийский гегемон в современной истории) имел преимущество в виде передовых армий, развернутых в податливой Восточной Европе, которые, казалось, были готовы достичь побережья Атлантического океана за несколько недель, российские силы сегодня находятся более чем на 1500 километров восточнее, чем их советские предшественники. Даже если бы у России сохранялись такие планы, у нее сейчас было бы значительно больше территории, которую ей предстояло бы пересечь, а у Европы — значительно больше времени для принятия ответных мер, чем когда она в последний раз сталкивалась с потенциальной претензией на гегемонию.
Не изменит эту ситуацию и победа России на Украине. Даже если добавить все ресурсы Украины к ресурсам России, ее экономика все равно будет меньше, чем у Италии, а ее население едва ли будет таким же, как у Франции, Германии и Польши вместе взятых. Россия по-прежнему будет сталкиваться с ограничениями в использовании экспорта товаров и энергоносителей для влияния на европейскую политику в краткосрочной перспективе и по-прежнему будет оставаться значительно меньшим геополитическим конкурентом Запада, чем Советский Союз времен холодной войны. Более того, российские силы все же останутся более чем на 1000 километров дальше на восток, чем их советские аналоги времен холодной войны, и столкнутся с необходимостью двигаться через остальную часть Восточной Европы, встретив что угодно, но только не сотрудничество. Во всяком случае, главным эффектом победы России на Украине будет повышение восприятия угрозы среди европейских стран и, таким образом, побуждение весьма сильных игроков к поддержанию еще большего баланса сил против Москвы. Короче говоря, Россия сегодня не готова доминировать на континенте независимо от того, что происходит на Украине. Соединенные Штаты стремятся предотвратить появление евразийского гегемона, но, к счастью, сама европейская политика уже решает эту проблему в том, что касается России.
Более того, американский политический курс по Украине может в конечном итоге даже подорвать цель США по предотвращению появления евразийского гегемона. И проблема здесь совсем не в России, а в Китае. В немалой степени из-за бурной реакции США на российскую спецоперацию на Украине, Москва все чаще обращается к Китаю за экономической, дипломатической и военной помощью. Это обернулось на пользу Пекину, поскольку он смог установить более благоприятные для себя условия торговли с Москвой, расширить доступ на российский рынок для собственных товаров и услуг и получить политическое влияние, которое в конечном итоге может привести к дипломатической поддержке его интересов со стороны России. В то время как Соединенные Штаты и их союзники стремятся замедлить экономический рост Китая и ограничить его геополитическое влияние, чтобы остановить его подъем в качестве равного конкурента, этот результат усложнил бы Большую стратегию США.
В военном плане Соединенные Штаты в обозримом будущем намерены усилить свое присутствие в Европе. Это означает, что ресурсы, которые в противном случае можно было бы перераспределить для конкуренции с Китаем, будут недоступны. Конечно, для усиления Европы нужны сухопутные войска, а для конкуренции с Китаем в первую очередь нужны воздушные и морские силы. В краткосрочной перспективе Соединенные Штаты могут использовать свои вооруженные силы, чтобы играть центральную роль как против Москвы, так и против Пекина. Кроме того, многие ударные и разведывательные средства дальнего действия, необходимые для укрепления обороны от России, полезны и для противодействия растущему Китаю, что подразумевает более значительные компромиссы на театрах военных действий, чем может показаться с первого взгляда. Но если Китай действительно представляет собой "растущую угрозу", определяющую стратегию США, то ресурсы, которые в настоящее время направляются в Европу, — с планами, которые теперь предусматривают дополнительные сухопутные силы, ударные самолеты, военно-морские корабли и элементы поддержки, которые доведут общую численность вооруженных сил США в Европе примерно до 100 000 человек, — могут в конечном итоге привести к нехватке возможностей для обеспечения стратегии США по ключевым направлениям.
Что касается построения "целостной, свободной и мирной Европы", то печальная реальность заключается в том, что американская политика в отношении Украины подчеркивает, что это амбициозное устремление с самого начала было сомнительной и проблематичной целью. Без попадания континента под полную американскую гегемонию и навязывания здесь американской демократии, создание единой, свободной и мирной Европы требует, чтобы на континенте не возникало соперничества или конфликтов между государствами, пока демократия и интеграция будут продвигаться вперед. С самого начала это сделало американские амбиции заложниками региональных процессов, неподконтрольных Соединенным Штатам: если интеграция или демократия замедлятся, или возникнет напряженность между европейцами, Соединенным Штатам придется выбирать не более двух из трех заявленных целей.
Сам по себе рост российско-украинской напряженности с середины 2010-х годов указывает на возможный компромисс. Украина относительно более свободна, чем Россия, и многие ее граждане желают большей интеграции с остальной Европой, но последняя цель может быть достигнута только (как давно сообщали дипломаты и аналитики разведки) с риском кризиса в отношениях с Россией и появления разделительной линии в Восточной Европе. Конечно, Соединенные Штаты могли бы сделать приоритетом мир и постараться избежать разделительных линий в Восточной Европе, умиротворив Москву. Но это было бы возможно только в том случае, если бы Вашингтон согласился на ограничение интеграции Украины с Западом (и, вероятно, российского влияния на украинскую политику). Как показывает выбор США с 2014 года, американские политики, имеющие дело с этим компромиссом, предприняли шаги, которые, хотя и не являются прямой причиной нынешнего конфликта, но подорвали "мирную" часть этой формулы. "Целая, свободная и мирная" Европа была объявлена благородной целью. На самом деле, это была всего лишь амбиция, которую Соединенные Штаты никогда не смогли бы реализовать, и она уже отодвинута на второй план во внешней политике США.
Если исходить из того, что интересы США на Украине недостаточны, а нынешняя политика США не может быть оправдана в свете их великих стратегических заветов, должна ли Америка вообще беспокоиться в связи с российским наступлением на Украину? Если да, то что может повлечь за собой пересмотр ее политики?
Стратегия требует установления приоритетов и точного выделения относительно недостаточных ресурсов для достижения этих целей. Однако на протяжении большей части периода после окончания "холодной войны" однополярность означала, что Соединенным Штатам не нужно было особенно тщательно расставлять приоритеты или слишком сильно беспокоиться о ресурсах. Со значительным перевесом мощи в их пользу, политики могли преследовать такие несопоставимые цели, как расширение НАТО, смены режимов на Ближнем Востоке и рискованную политику против Китая, не очень заботясь о том, откуда возьмутся ресурсы или как части такой стратегии будут сочетаться друг с другом.
Однако сегодня ситуация иная. Сочетание внутренних проблем и возобновившейся геополитической конкуренции — особенно в Азии, где Китай является наиболее вероятным кандидатом на гегемонию в Евразии, — вынуждает американских политиков пересмотреть приоритеты США и подумать, откуда будут поступать необходимые ресурсы. По сравнению с эпохой холодной войны и периодом сразу после окончания холодной войны, Европа теряет свой статус.
В этом контексте американские интересы на Украине довольно ограничены. Во-первых, Соединенные Штаты заинтересованы в том, чтобы конфликт не вышел за пределы Украины. Это снижает вероятность того, что они могут быть втянуты в более широкую конфронтацию с Москвой, которая может перерасти в полномасштабную войну со всеми вытекающими опасностями. Во-вторых, Соединенные Штаты по-прежнему заинтересованы в том, чтобы избежать такого коллапса в американо-российских отношениях, когда 1) становится невозможным любое будущее взаимодействие с Россией по вопросам, представляющим взаимный интерес (например, контроль над вооружениями, борьба с терроризмом, изменение климата) и 2) становится возможным, что, как предостерегает Генри Киссинджер, Москва вынуждена будет искать "постоянный союз в другом месте" — то есть с Китаем. Такие явления сильно усложнят стратегическую карту Соединенных Штатов и усугубят и без того трудные корректировки, происходящие в Большой стратегии США по мере того, как эпоха однополярного мира подходит к концу. Наконец, Вашингтон, по крайней мере, в некоторой степени, заинтересован в поддержании и без того благоприятного баланса сил в Европе в качестве страховки от рисков, связанных с Россией — или любым другим государством, которые могли бы рассчитывать, что агрессия может окупиться. Обратите внимание, что этот последний интерес заключается не в том, чтобы "преподать России или другим урок", причинив им вред (как об этом говорится в нынешних политических нарративах), а скорее в том, чтобы уменьшить возможности для усиления России в будущем.
Для достижения этих более ограниченных целей требуется значительная корректировка текущей политики США. На практике ограничение риска необратимого коллапса отношений означает своевременное прекращение конфликта без дальнейшего вовлечения Соединенных Штатов в борьбу. Учитывая распределение сил на поле боя и очевидную готовность России — как подчеркивают недавние приказы Путина о мобилизации и его угрозы применения ядерного оружия — пойти на большие затраты ради своей победы, необходимо оказание значительного давления на Киев для побуждения его к переговорам с Россией, равно как и привлечение Москвы к заключению дипломатической сделки по прекращению конфликта. При этом Соединенным Штатам придется отказаться от своего "заявленного уважения" к военным целям Киева и перейти к политике, которая создаст стимулы для прекращения боевых действий и препятствия для их продолжения как для Киева, так и для Москвы. Точно так же Соединенным Штатам необходимо будет найти способ возобновить диалог с Москвой и дать России достаточные стимулы для прекращения конфликта.
Критики заявят, что этот курс является предательским по отношению к Украине, вознаграждает российскую агрессию и ядерный шантаж и ничего не делает для того, чтобы помешать Москве выждать время перед повторным наступлением на Украину. Эти обвинения как минимум частично верны. И все же здесь есть два важных момента. Опять же, с одной стороны, Соединенные Штаты имеют минимальные интересы в том, что происходит на Украине как таковой. Было бы по-другому, если бы Украина занимала центральное место в балансе сил, но это не так. Соответственно, как бы трагично ни было лицезрение возможных будущих нападений России на Украину, было бы еще большей трагедией, если бы Соединенные Штаты в конечном итоге вступили в конфликт с Россией или способствовали возвышению истинного евразийского гегемона, неправильно распределив свое время и ресурсы. Точно так же вряд ли это был бы первый случай, когда переоценка интересов и приоритетов США приводит к тому, что Соединенные Штаты вынуждают партнеров и союзников пойти на жертвы, имея дело с реальными или потенциальными агрессорами. Подобная политика, например, стояла за стремлением США положить конец войне во Вьетнаме, разделить Германию времен холодной войны и способствовать различным арабо-израильским и палестино-израильским сделкам. Не все эти внешнеполитические битвы заканчивались "победой" поддерживаемой США стороны за дипломатическим столом. Тем не менее точно так же, как Соединенные Штаты добились, что их собственные интересы были в конечном счете сохранены (в этих эпизодах), они могут играть по тому же сценарию и в достижении своих весьма ограниченный целей и на Украине.
Что касается поддержания баланса сил в Европе, то Америка должна поощрять европейские усилия по обороне и развитию союзнических отношений независимо от Соединенных Штатов. На сегодняшний день американские политики находятся почти в восторге от перспективы "оживления НАТО" за счет увеличения расходов на оборону в Европе при том, что европейские государства сосредоточили бы свои новообретенные военные интересы на альянсе, в частности, путем приобретения новых союзников, и подчеркивания верности трансатлантической солидарности. И такая реакция наших лидеров вполне понятна, учитывая наши давние опасения в отношении "безбилетного проезда" союзников в НАТО и будущего американского "лидерства" в Европе. Однако в то же время, по мере того, как внимание США переключается на Азию, Европа все же усиливает опору своей военной политики на Соединенные Штаты как на первоочередного и высшего гаранта безопасности в рамках НАТО, который может оказаться необходимым в долгосрочной перспективе. И здесь более разумным курсом было бы перенаправить вновь обретенный похвальный интерес Европы к военным делам на большую стратегическую автономию и усовершенствование военного инструментария европейских государств.
Помогая другим помочь самим себе, мы в значительной степени способствовали бы продвижению национальных интересов Америки на Украине и во всем мире.
Джошуа Шифринсон — адъюнкт-профессор Школы государственной политики Мэрилендского университета, старший научный сотрудник Центра международных исследований и исследований в области безопасности в Мэриленде и старший научный сотрудник Института Катона.
