Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Крайний Север стал ареной для соперничества великих держав, и России есть, что терять, пишет FP. При этом Америке совсем не обязательно строить ледоколы. Достаточно добиться того, чтобы российские не приносили Москве пользы. Автор предлагает, как этого достичь.
Кит Джонсон (Keith Johnson)
Из-за глобального потепления ледяная шапка на вершине мира съежилась. И, как ни парадоксально, таяние льдов привело к всплеску спроса на ледоколы — твердую валюту тающего мира.
Снова настал момент, когда очевидное потепление в Арктике (которая разогревается в четыре раза быстрее остальной планеты) — по своему накалу уступает лишь пылким прогнозам о грядущем столкновении великих держав на Крайнем Севере. Россия уже давно бряцает арктическим оружием, и с некоторых пор компанию ей составил Китай. Снова пошли разговоры о борьбе за ресурсы, новых судоходных путях там, где раньше были лишь льды, ужесточении военного противостояния — и извечной теме, которая не дает покоя американским политикам: отставании США в ледоколах.
У России есть десятки ледоколов — специальных судов, которые дробят лед своими корпусами или прорезают его, расчищая проход. Многие из них атомные, а один (скоро их будет два) и вовсе вооружен палубными орудиями. У Китая их четыре — и еще один сверхсовременный уже на подходе. У США же в наличии имеется лишь один-единственный тяжелый ледокол — старичок Polar Star (“Полярная звезда”), которому почти полвека и который едва вышел из сухого дока после антарктического рейса, и один средний ледокол, который сейчас выведен из эксплуатации после пожара в прошлом месяце. Этим летом в Арктике не было ни одной американской экспедиции. Для сравнения, Китай провел целых три.
США и две их арктических союзницы по НАТО, Канада и Финляндия, объявили о смелом плане объединить усилия и построить десятки ледоколов. Американские чиновники нахваливают так называемый “Ледокольный пакт” (ICE), объявленный на полях июльского саммита НАТО, как сочетание дружеских отношений и промышленной политики, с определенной долей конкуренции между великими державами с помощью заклепок и храповиков, а не ракет.
Но надвигающаяся конкуренция в Арктике ничуть не похожа на ту, с которой США сталкиваются в других океанах или полях сражений. У Америки есть огромные стратегические интересы (и проблемы) в более теплых акваториях — Западной части Тихого океана, Индийского океана, Красного моря и так далее. Если ледяные воды Крайнего Севера не получают в Вашингтоне должного внимания, то лишь потому, что все, что бы там ни произошло, меркнет на фоне событий в остальном мире. Новая Арктическая стратегия Министерства обороны США, по сути, сводится к подходу “следи и контролируй”, хотя Заполярье уже пару десятилетий считается новой горячей точкой в отношениях великих держав.
“Почему нам трудно считать себя арктической державой в том же смысле, что и Россия? Одна из причин кроется в том, что Россия получает значительную — и постоянно растущую — долю своего ВВП из Арктики. Мы же — нет”, — объяснила директор Полярного института при Центре Уилсона Ребекка Пинкус.
“США явно сосредоточены на Индо-Тихоокеанском регионе и Европе, поэтому Арктика не на первом месте. Откуда же такая зацикленность на ледоколах?” — рассуждает Пинкус, прежде работавшая над арктическими вопросами в Пентагоне.
Если вкратце, то у всех арктических стран (всего их восемь, и семь из них входят в НАТО) ледоколов достаточно — кроме США. Если подробнее, то на Крайнем Севере назревает “Большая игра” великих держав, и единственный способ в ней поучаствовать — обзавестись фишками (то есть кораблями). Еще более развернутый ответ заключается в том, что сейчас за столом лишь один игрок — Россия — но она уже показала свои карты, которыми может воспользоваться.
Если соперничество в Арктике сводится к еще одному фронту в соперничестве с Россией (Китай даже при всех своих частых набегах — лишь самопровозглашенное “околоарктическое” государство), то борьба должна вестись, наоборот, на российских верфях и уязвимых арктических объектах, а не на американских. Лучшая стратегия борьбы с Россией в Арктике, как считает Пинкус, — как раз та, что США и Европа уже воплощают в жизнь: осложнить Москве выгодное плавание в ледяных водах, а не только облегчить задачу для Вашингтона.
Разумеется, новые ледоколы США не повредили бы. Береговая охрана уже много лет заявляла, что ей требуется как минимум шесть ледоколов, чтобы адекватно выполнять многочисленные ежегодные миссии к обоим полюсам. Сейчас же даже при самом лестном подсчете у нее имеется от силы треть. Но теперь аппетит у охраны разыгрался еще больше: она хочет восемь или девять ледоколов.
Ледоколы используются на высоких широтах для поддержки исследовательских работ каждое лето, а также для отработки мер реагирования на разливы нефти и экологического контроля. На другом конце света США появляются минимум раз в год, чтобы пополнить запасы своей антарктической исследовательской станции в Мак-Мердо — для этого нужны действительно тяжелые ледоколы.
Проблема в том, что, хотя США и строят сложнейшие корабли вплоть до атомных авианосцев и подводных лодок, ледоколы им никак не даются — несмотря на годы попыток.Polar Star был построен в 1970-х годах. Средний ледокол Healy (“Хили”) — в 1990-х. С тех пор в американском кораблестроении глухо.
В этом отношении новый Ледокольный пакт имеет смысл. Финляндия и Канада — лучшие в мире в этой области. Одна только Финляндия построила более половины всех ледоколов, что сейчас на плаву. Поскольку США надеются, что неоднократно отложенное новое поколение ледоколов по программе Polar Security Cutter прибудет “всего лишь” с пятилетним опозданием (и значительным перерасходом бюджета), то обратиться за профессиональной помощью — мудрое решение.
“Ледоколы долгое время были главным финским ноу-хау. Теперь, когда мы стали частью НАТО, они могут стать вкладом Финляндии. Мы — мировые лидеры по проектированию и строительству ледоколов”, — похвалился генеральный директор Aker Arctic Мика Ховилайнен. Его компания — ведущее в мире конструкторское бюро в этой области.
Однако пока что о будущих успехах Ледокольного пакта остается только гадать. Обнародованные доселе контуры будущего сотрудничества не решают основополагающих проблем, которые десятилетиями мешали США строить суда, которые Китай штампует менее чем за пару лет.
Для начала, береговой охране и ВМС США запрещено использовать иностранные верфи, хотя именно там сосредоточена необходимая рабочая сила. При этом американские верфи сидят на голодном пайке — без инвестиций, рабочих, заказов и даже сухих доков — и не в состоянии выдать даже предписанное Конгрессом количество атомных подводных лодок, не говоря уже о том, чтобы освоить новый для себя класс судов. Неудачные авантюры, вроде непроверенного немецкого проекта для нового полярного корабля морской пограничной охраны вместо одобренного ранее, лишь добавляют бед.
Пинкус сказала, что Ледокольный пакт ICE чем-то напоминает AUKUS — трехстороннюю сделку между США и Великобританией о строительстве атомных подводных лодок для Австралии. “Только на сей раз в роли австралийцев мы, — сказала она о США. — Какую же цену нам придется заплатить за их ноу-хау?”.
Почему стране, которая изобрела атомный авианосец, так сложно построить корабль, который может войти в лед двухметровой толщины, сломать его и продолжить движение?Оказывается, проектировать и строить ледоколы очень сложно — ничуть не легче, чем атомные авианосцы и подводные лодки. Но дело мастера боится. Ледоколам нужны не только специально укрепленные корпуса с различными характеристиками в зависимости от того, будут ли они давить лед или разрезать и крошить его, но также мощные двигатели и абсолютно всепогодные узлы.
Так, компания Aker Arctic потратила целое десятилетие на анализ прочности корпуса, чтобы выяснить, где он должен быть прочнее всего, а где можно сэкономить на стали. Это имеет огромное значение при строительстве судна, которое идет прямиком на препятствия, которых другие избегают.
“Мы накопили такой опыт с ледоколами, потому что все время их проектируем, — объяснил Ховилайнен. — У нас есть много типовых решений, мы знаем, чтó работает, а что нет, и мы можем применять всё это в новых проектах. А вот когда приходится изобретать велосипед во всех составляющих корабля, это очень сложно”.
Может, Ледокольный пакт и впрямь позволит построить 70–90 ледоколов — именно столько, по словам американских чиновников, понадобится западным союзникам в ближайшие годы. Но суть надвигающегося арктического вызова заключается не в том, чтобы Запад построил как можно больше ледоколов, которые перевозят главным образом ученых для научных проектов, а в том, чтобы не дать главному сопернику США и их союзников по НАТО воспользоваться тем, что лед тронулся. США только стремятся стать арктической державой (как минимум, законодатели Аляски) — Россия же ею уже является. И это представляет собой не только угрозу, но и возможность.
В 2020 году президент России Владимир Путин обновил свои и без того далеко идущие планы в российской части Арктики к 2035 году. Он добавил туда несколько новых “хитов” (например, “защиту суверенитета и территориальной целостности”), но оставил и старые “шлягеры”, включая два самых важных: использование арктических ресурсов для стимулирования экономического роста России и развитие судоходства по Северному морскому пути, чтобы этот маршрут оправдал свое громкое имя.
Российское Заполярье действительно таит в себе ошеломляющие объемы нефти и природного газа. (В американской и канадской Арктике их тоже хватает, но добыча методом гидроразрыва пласта в Северной Дакоте проще и дешевле, чем бурение в Чукотском море.) Освоить эти нефтяные и газовые запасы непросто, но Россия в некотором смысле справляется — несмотря на десятилетие западных санкций, которые помешали некоторым из ее энергетических проектов. Трудность заключается в том, чтобы вывезти этот газ с промерзшего Севера на изголодавшиеся рынки в Азии: даже если арктические льды тают, это еще не значит, что там завелись тепловодные порты, а судоходство облегчилось.
С началом спецоперации на Украине, которая практически перекрыла России европейские рынки экспорта энергоносителей, именно арктическая добыча и морские пути на восток стали ключевым стратегическим приоритетом Путина. Полуостров Ямал на северо-западе Сибири стал эпицентром новой российской торговли сжиженным природным газом (СПГ). Поскольку трубопроводный транзит в Европу теперь невозможен, а Китай занял жесткую позицию по газопроводам на восток, заморозка и доставка танкерами — и есть будущее российской энергетики.
Для Путина Северный морской путь вокруг северных рубежей России — воплощение его цели обойти Европу и достичь полного сближения с Китаем. Москва фантазирует, как Севпормуть станет настоящим глобальным морским путем и бросит вызов маршрутам через Суэцкий канал или Панамский канал — хотя экономия по времени при путешествии через мелкие, изобилующие айсбергами и укутанные туманом воды кажется сомнительной, а за проход Москва намерена взимать немалую пошлину. В 2023 году, самом успешном для Севморпути, через него прошло “целых” 36 миллионов метрических тонн. Суэцкий канал, если хуситы ведут себя тихо, пропускает такой объем за неделю.
Кроме того, есть одна уязвимость. Около половины грузов по Севморпути приходится на СПГ. Для транспортировки газа требуются специальные ледокольные танкеры. Прежде для России их строила Южная Корея, но конфликт на Украине положил сотрудничеству конец — поставку новых танкеров ледового класса Сеул отменил. (Хотя западные сухие доки по-прежнему обслуживают действующий флот.) Россия пытается строить собственные, и, наверняка своего добьется — но некоторые технологии, которые прежде были западной монополией, ей будет непросто освоить, считает Ховилайнен.
Всё это звенья ширящейся западной стратегии — бить по слабым местам России в Арктике. Введенные после спецоперации на Украину санкции тут же остановили планы крупного завода по сжижению газа на полуострове Ямал, который зависел от западных технологий. “Новатэк”, частная российская компания, надеется к 2026 году найти “аварийное” решение с переохлажденным газом, который легче поддается транспортировке, но для этого приходится прибегнуть к непроверенным обходным путям. Предприятие действительно нарастило производство и даже начало экспорт этим летом, но по-прежнему работает ниже заявленной мощности.
Запад нащупал и другие бреши. Принятый этим летом четырнадцатый пакет санкций ЕС нацелился на российскую перевалку СПГ в европейских портах. Раньше Москва использовала драгоценные ледовые танкеры для доставки газа на юг, а затем перекачивала его на обычные для экспорта за рубеж. Когда эту лавочку прикроют, российскому танкерному флоту придется проделывать полный путь из Сибири до конечного пункта назначения и обратно — тем самым возможности по экспорту энергоносителей неизбежно сократятся.
Наконец, возьмем последний удар Запада по России. В конце августа США обрушили на российский “теневой флот” по перевозке СПГ новые санкции. В дополнение к привычному давлению на добычу и сжижение газа в Арктике они напрямую коснулись флота специализированных танкеров, который Москве придется нарастить для доставки на последний оставшийся крупный рынок. Как заявил Госдепартамент США, цель заключается в том, чтобы “еще сильнее нарушить” как производство, так и экспорт арктического СПГ — и сейчас, когда большой завод на Ямале снова заработал, это особенно актуально.
Если в Арктике и развернулось соперничество великих держав, то оно имеет экзистенциальное значение лишь для одного из игроков. И рецепт успеха заключается не в строительстве западных ледоколов, пусть даже они желанны и востребованы, в том, чтобы российские не приносили Москве пользы.
“В Арктике мы оказываем на Россию давление экономическими инструментами, и это выгодное средство достижения наших целей. Российский ледокольный флот — это, в первую очередь, экспорт энергоносителей в Азию, — заключила Пинкус. — Вот почему санкции оправданы. Если мы добьемся своего, и российские нефтегазовые запасы и инфраструктура в Арктике станут убыточными активами, то что такое Арктика для Москвы? Северный морской путь без подпитки зачахнет”.
Кит Джонсон — репортер Foreign Policy, освещает геоэкономику и энергетику
