Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Тяготение к БРИКС многих стран, в том числе таких партнеров ЕС, как Египет и Турция, вполне естественно, сказал политолог Александр дель Валль в интервью Atlantico. Их действия продиктованы логикой многополярного мира, в котором Европа – слабый игрок в тени США.
Способствует ли возникновение новых геополитических сил снижению влияния Европы?
Atlantico: В этом году саммит БРИКС принимала Казань. Как отмечает Financial Times, в его работе решили принять участие несколько стран – партнеров Европейского союза, в том числе Египет и Турция. Председатель Европейского совета Шарль Мишель трактует их желание "отметиться" в Казани как намерение таким образом послать Западу сигнал. Что, на Ваш взгляд, говорит этот шаг о статусе Европы как геополитического актора? И кто, по Вашему мнению, все еще считает ее таковым?
Александр дель Валль: Умозаключения Шарля Мишеля, сводящиеся к тому, что Европа относится к своим торговым партнерам без должного уважения, вызывают огорчение как из-за своей редкостной наивности, так и в силу их исключительно ошибочного характера. Кто может поверить, что Европейский союз плохо обращался с Турцией или Египтом – и таким образом сам толкнул их в объятия России? Думать так – значит не понимать самой природы многополярного мира, в котором мы сегодня живем. Кроме того, не забывайте, что в 1974 году Турция вторглась на Кипр, что, впрочем, не помешало ей в 1999 году получить статус кандидата на вступление в Европейский союз. И это несмотря на то, что Анкара нарушает все возможные санкции и резолюции как Совета Европы, так и самого ЕС. Доходит до того, что Турция угрожает одной из стран – членов организации, Греции, в связи со своими территориальными и морскими претензиями. Кроме того, турки до сих пор не вывели войска с Кипра. Говорить, что с Турцией плохо обращаются – значит совершенно забыть, что с точки зрения европейских договоров она поступает даже хуже, чем Россия, поскольку Украина (не будем забывать) не входит в число стран – членов ЕС. У нас гораздо более тесные связи с Кипром, чем с Украиной. Возможно, Шарль Мишель не так хорошо знает ту структуру, интересам которой он, по идее, должен служить.
Закончив с первым пунктом, следует вернуться к самому понятию геополитики. Действия Турции и Египта вписываются в логику realpolitik. Они интересуются Россией не из стремления сделать что-то назло европейцам; они поехали туда [в Казань], потому что мы живем в многополярном мире, где такой шаг отвечает их интересам. Это не значит, что они не презирают Европу (по крайней мере, Анкара). Турция хотела бы войти в Европейский союз на своих условиях несмотря на то, что она нарушает европейское законодательство и многие другие критерии Копенгагенского договора. Шарлю Мишелю явно трудно это понять – наравне с тезисом о том, что чем больше мы уступаем диктаторам, которые признают лишь соотношение сил, тем слабее мы им кажемся. Попустительство воспринимается ими как проявление слабости.
В случае с Египтом мы, конечно, имеем дело с совсем другим сценарием. Европейский союз – да и, собственно, Запад в целом, – дал много денег Каиру, который входит в число наших торговых партнеров. Мы подписали с Египтом множество соглашений и не стали вводить эмбарго. Однако не следует забывать, что, как и все страны, где представители меньшинств могут оказаться в тюрьме, Египет подвергся довольно жестким санкциям Европейского парламента. Но было бы абсурдно утверждать, что ЕС плохо обращается с Египтом.
Говоря в целом, мы гораздо жестче относились к Венгрии под руководством Виктора Орбана, чем к любому из наших мусульманских партнеров (будь то Саудовская Аравия, Турция, Объединенные Арабские Эмираты или Египет), в ряде которых христиане и представители меньшинств подвергаются преследованиям – и которые, кроме того, не всегда являются настоящими демократиями. В конечном счете, анализ Шарля Мишеля выглядит слабовато с геополитической точки зрения. Мы не должны упускать из виду тот факт, что страны, идущие на сближение с Россией по линии БРИКС, не обязательно должны занимать пророссийскую или антинатовскую позицию. Никто из них не настроен против нас; их действия просто отвечают их же национальным интересам. Премьер-министр Индии, присутствовавший в Казани, сближается с другими членами БРИКС не для того, чтобы напасть на Запад. На территории Объединенных Арабских Эмиратов действует французская военная база. Однако обе страны заинтересованы в участии в саммите – и их не интересует потенциальная критика со стороны третьих государств. Они хотят продавать свою нефть, газ или любые другие ресурсы в любой возможной валюте. Они принимают концепцию дедолларизации не из ненависти к американской валюте, а просто потому что в некоторых случаях это может принести выгоду. Они абсолютные циники и не впадают в морализм.
Более того, я склонен думать, что сигнал, посланный присутствием некоторых наших партнеров на саммите в Казани, вполне ясен: он говорит нам о том, что сам Европейский союз иногда выступает как блюститель морали, а иногда – проявляет имперские замашки. Что он любит вмешиваться [во внутренние дела зарубежных государств], как это происходит на Украине, как это удавалось делать в Молдавии и Грузии, что, впрочем, очень расстроило русских. В этих трех странах мы поддержали антироссийски настроенных президентов. Мы продолжаем делать это в Молдавии. В этом и кроется одна из причин такого отношения к нам со стороны России. Такой политический курс не только злит Кремль, но и помогает провоцировать конфликты, как, например, в случае с Украиной. Основная проблема Европы в том, что это империя… благопристойно выглядящая, но все-таки империя, причем постоянно расширяющаяся. Более того, Европа не нейтральна, поскольку входит в оборонную структуру НАТО, а каждая из стран – членов ЕС, даже не являясь членом альянса, пользуется защитой того же ["ядерного"] зонтика.
– В какой степени можно говорить о Европе как о крупном акторе – в геополитическом плане? Не обрекает ли ее внутренний раскол по вопросам международной политики на второстепенную роль?
– Необходимо признать, что Европа не является крупным геополитическим игроком. И это не мои слова, а американского политолога Джорджа Фридмана – одного из величайших ныне живущих стратегов, консультировавшего Пентагон и Белый дом, автора статей в ведущих журналах, в том числе – в итальянском Limes. В своей лекции, прочитанной в 2015 году в Вашингтоне, он затронул украинский вопрос, заявив, что для американских стратегов Европа не существует. "Нам неизвестен ни один европейский субъект", – суммировал он. После чего добавил, что, по сути, в Европе сейчас отсутствует хоть сколько-нибудь значимый политический орган. Фридман уточнил, что США признают румын, на которых можно положиться в борьбе с русскими, а также поляков и украинцев. По сути, он объяснил, что американских стратегов интересует не Европейский союз в целом, а отдельные европейские игроки. Предельно ясно. Можно также упомянуть Генри Киссинджера, скончавшегося в ноябре 2023 года. Он тоже был великим стратегом, прославившимся (среди прочего) знаменитой фразой: "Кому мне звонить, чтобы поговорить с Европой?" Здесь перед нами пример двух людей – нашего современника и представителя более старшего поколения – со схожими мнениями по этому вопросу.
– А что можно сказать насчет зависимости от США? Может ли Европа претендовать на ведущую роль в геополитических делах, если ее считают полностью подчиненной своему главному союзнику? В какой степени предстоящие президентские выборы могут изменить ситуацию?
– Вы затронули очень важный сюжет. Позвольте для начала прояснить: я не антиамериканист. Напротив, я первым готов подписаться под тезисом о том, что они могут быть отличными партнерами. Вспомните, что говорил генерал де Голль, когда его несправедливо обвиняли в антиамериканизме. Однако он не был противником НАТО: он просто хотел, чтобы Европа больше инвестировала в свою оборону и проявляла самостоятельность – оставаясь при этом союзником США. Необходимо также отметить, что де Голль всегда вставал на сторону американцев, если требовалось принять жесткое или серьезное решение. Так что Европа вполне может работать над своей автономией, не предавая США и не становясь проводником интересов России. Европе не нужно выбирать между про- и антироссийской позицией: верный путь пролегает посредине. К сожалению, из-за внутреннего и внешнего давления Европа не может взять на себя обязательства. Многие из наших лидеров мечтают о том, чтобы после ухода с поста главы государства получить кресло в какой-нибудь американской транснациональной корпорации. Так произошло с бывшим председателем Европейской комиссии Жозе Мануэлом Дураном Баррозу, перешедшим в Goldman Sachs. Так что неудивительно, что некоторые представители нашей элиты охотно идут на поводу у Америки.
И еще один важный момент: в Европе, в силу ее структуры, очень сильно разделение [между странами-участницами]. В нее входят много столиц, чьи интересы не обязательно совпадают, что автоматически создает препятствие для обретения ею автономии. В этом нет вины Вашингтона – даже если они не хотят, чтобы у Европы возникла единая система обороны, и делают все возможное, чтобы стравить между собой французов и немцев по этому вопросу. Так что есть множество причин американизации наших элит: как структурных (мы вряд ли сможем обойтись без НАТО для обеспечения европейской обороны, если не сможем создать единую систему), так и ситуативных (тут я имею в виду компромиссы и зачастую превалирующие над коллективными личные интересы).
Естественно – и вы совершенно справедливо на это указываете – предстоящие в Штатах президентские выборы, скорее всего, спровоцируют кардинальные перемены. Как совершенно справедливо отметил известный и блестящий голлист [Доминик] де Вильпен, переизбрание Дональда Трампа может послужить стратегическим интересам Европы, независимо от того, что мы можем думать о республиканце в моральном или идеологическом плане. Такой прогноз объясняется довольно просто: Дональд Трамп недавно предложил вывести свою страну из НАТО. Тем самым он де-факто демонтирует Североатлантический договор, оставив без защиты наиболее зависящие от США в этом плане страны. Такой шаг стать для них серьезным стимулом для работы над созданием системы общеевропейской обороны. Очевидно, конечно, что вероятность реализации такого сценария крайне мала.
– В какой степени появление новых геополитических держав способствует ослаблению влияния Европы?
– Строго говоря, многополярный мир не подчиняется логике существования полюсов или блоков. Это скорее мир национальных государств. В нем есть как небольшие страны – например, Сингапур или Объединенные Арабские Эмираты, – так и очень крупные: Китай, Индия и Россия. Чаще всего они не сходятся во мнениях. Возьмем, к примеру, русских и турок: с исторической точки зрения – враги. Как и китайцы с индийцами. Но это не мешает им встречаться в рамках БРИКС или прочих организаций аналогичного масштаба. И в такой конфигурации никто не ведет речь о создании монолитных регионов: они объединяются как государства, как народы, которые верят в ценность международных отношений, и осознают, что только государство является единственным значимым игроком [на международной арене], и которые ставят себя выше права, поскольку при желании могут отказаться от исполнения договоров.
В многополярном мире государства, не имеющие права голоса, – это слабые игроки, обреченные на поражение. Европа, будучи вассалом США, не способна быть самостоятельным актором во многополярном мире.
