Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Германия разбазарила накопленные за последние 15 лет "дивиденды глобализации", пишет The Economist. Между бизнесом, банками и политиками налажены удобные связи, порождающие сопротивление реформам. В условиях экономического уныния масштабные перемены неизбежны, считает автор статьи.
В Германии приближаются выборы, а ее модель ведения дел разваливается.
Министерство финансов южной немецкой земли Баден-Вюртемберг, которая стала домом для таких промышленных гигантов как Bosch, Mercedes и ZF Friedrichshafen, неплохое место для наблюдения за тревогами и страхами Германии. Страна боится деиндустириализации, приближаясь к выборам, на которых ее канцлер Олаф Шольц наверняка лишится должности, если до этого его не выбросит на свалку истории собственная партия.
Руководитель минфина Даньял Баяз (Danyal Bayaz) сокрушается по поводу того, что Германия разбазарила накопленные за последние 15 лет "дивиденды глобализации", недостаточно финансируя общественную сферу в эпоху низких процентных ставок. Министр опасается, что немецкая модель ведения бизнеса "рухнет" в условиях энергетического кризиса, усиливающейся конкуренции со стороны Китая и возможного введения Америкой при Трампе пошлин на импорт в размере 10-20%.
Баяз сетует на то, что Германия не может освоить новые технологии, хотя обладает серьезными научно-исследовательскими и техническими преимуществами. Он отмечает, что последним успешным крупным стартапом в стране была фирма программного обеспечения SAP, основанная в то время, когда еще Франц Беккенбауэр с его знаменитыми бакенбардами привел западногерманскую сборную к победе на чемпионате Европы в 1972 году. Населения в Германии в 60 раз больше, чем в Эстонии, однако там всего в 15 раз больше "единорогов" (так называют частные стартапы с рыночной стоимостью более миллиарда долларов).
Эти жалобы хорошо знакомы. Немецкая промышленность, особенно ее средний бизнес, или так называемые фирмы Mittelstand, проводят инновации постепенно. Из-за этого они оказались неподготовленными к технологическим потрясениям, таким как изобретение электромобиля. Между бизнесом, банками и политиками налажены весьма удобные связи, а это порождает самоуспокоенность и сопротивление реформам. Догматическая приверженность бюджетным правилам привела к тому, что немецкие мосты ржавеют, школы приходят в упадок, а поезда отправляются с опозданием. Рост на зарубежных рынках какое-то время увеличивал прибыли холдинга Deutschland AG (и поступления в казну), но такая ориентированная на экспорт модель ослабила Германию, когда процесс глобализации пошел на спад.
Теперь Германия, которая в прошлом году потеснила Японию с третьего места в мире по размерам экономики, пожинает плоды. Со времен пандемии там практически не было чистого прироста реального ВВП. Прогнозы немного лучше, но в них не учитываются риски торговых войн Трампа. Крупнейший в Европе производитель автомобилей компания Volkswagen задумалась о закрытии своего завода — впервые за свою 87-летнюю историю. В этом случае до 30 тысяч человек лишатся работы. Безработица набирает темпы, правда, с низкого начального уровня.
Высокие цены на энергоресурсы, особенно после отказа Берлина от российского газа в связи с началом вооруженного конфликта на Украине в 2022 году, это общая причина недовольства немецких фирм в стране, где на долю промышленного производства до сих пор приходится 20% валовой добавленной стоимости. Этот показатель почти в два раза выше, чем во Франции, хотя промышленное производство в 2018 году достигло пикового значения, а с тех пор сокращается быстрее, чем в других странах ЕС, особенно в энергоемких отраслях, таких как металлургия. Заказов стало меньше, запланированные инвестиции откладывают или переводят за границу.
Генеральный директор убыточной сталелитейной компании Thyssenkrupp говорит, что Германия находится в процессе деиндустриализации. Страдает даже розничная торговля. После начала вооруженного конфликта на Украине Рауль Россманн (Raoul Rossmann), возглавляющий фармацевтическую сеть со штаб-квартирой в Ганновере, которая названа его фамилией, постоянно ездит по своим филиалам, пытаясь понять, как можно сэкономить на электричестве.
Другие жалуются на то, что Германия стареет, и ей уже не хватает квалифицированной рабочей силы. Кто-то сетует на многочисленные бюрократические препоны, источником которых во многих случаях является Брюссель. По оценкам мюнхенского Института экономических исследований, такая волокита обходится экономике в 146 миллиардов евро в год. По словам Сандера Тордуара (Sander Tordoir) из аналитического Центра экономических реформ, очень важным моментом является изменение характера отношений с Китаем. В 2000-е и в 2010-е годы Германия в полной мере удовлетворяла китайские потребности в автомобилях, химикатах и продукции точного машиностроения.
В период с 2015 по 2020 годы экспорт товаров в Китай увеличился на 34%, в то время как в другие страны снижался. Еще в 2020 году Пекин был чистым импортером автомобилей, однако в прошлом году он стал крупнейшим в мире экспортером. Фирмы Поднебесной превращаются из заказчиков и покупателей в конкурентов, отнимая куски пирога не только у немецкой автомобильной промышленности, но и у среднего бизнеса. "История с автомобилями символична, — говорит Тордуар. — Но не менее символична история со станками и химикатами".
Как отмечает Клеменс Фюст (Clemens Fuest) из Института экономических исследований, Китай в общем объеме немецкого экспорта занимает всего шесть процентов, примерно столько же, сколько соседние Нидерланды. Но Китай — это не только история об экспортной зависимости. В своем новом докладе для Центра экономических реформ Тордуар и экономист Брэд Сетсер (Brad Setser) из американского аналитического центра Совет по международным отношениям рассказывают, как "второй китайский шок" может еще больше усугубить промышленные проблемы Германии. Китайский внутренний рынок не в состоянии поглотить избытки производства получающих государственные субсидии предприятий, и они вынуждены искать покупателей за границей, что резко увеличивает торговый профицит страны. Это создает трудности для немецких фирм внутри страны и на зарубежных рынках. "Управляемые государством китайские рынки способны предоставлять неразумные объемы финансирования для китайских инвесторов, причем на более длительный период, чем тот, в течение которого немецкое производство может оставаться платежеспособным", — пишут Тордуар и Сетсер.
Немецкий экспорт в Китай сокращается, и Америка частично заполнила эту нишу. Некоторые фирмы воспользовались возможностями, открывшимися в связи с разрывом связей с китайскими технологическими компаниями; другие же обогатились на щедрых субсидиях, появившихся после введения закона "О снижении инфляции". Но Трамп грозит все это разрушить. Грядут не только пошлины, которые, по мнению Bundesbank, урежут часть немецкого ВВП. Новые американские ограничения больно ударят по тем немецким производителям, которые используют китайские материалы и сырье. Они также заставят китайских экспортеров в ускоренном порядке искать альтернативные рынки, в том числе, в Европе.
Один дипломат отмечает, что в немецкой промышленности нет единого мнения о Китае. Многие средние компании из разряда Mittelstand, особенно машиностроительные, поддерживают политику ослабления рисков, а вот автомобилестроители и концерны типа BASF удваивают ставки. Volkswagen и BMW планируют новые крупные инвестиции в китайское производство, равно как и изготовители запчастей типа Continental.
Лоббистские усилия автомобильной отрасли привели к тому, что Германия вошла в пятерку стран, проголосовавших в октябре против пошлин Евросоюза на импорт китайских электромобилей. В Бундестаге существует напряженность между дипломатами и шпионами, которые хотят наказать Китай торговыми ограничениями за поддержку военных действий России, и думающими о промышленности чиновниками, которые опасаются, что такие карательные меры непозволительны для Германии с ее низкими темпами роста.
Конец одержимости
История с деиндустриализацией может оказаться сложнее, чем она выглядит. Утрата рабочих мест в производственной сфере отразится на немецкой производительности, которая уже сегодня начинает проседать. Но валовая добавленная стоимость в промышленности остается стабильной, несмотря на спад производства. Иными словами, немецкие производители делают более ценную продукцию, а продают ее меньше. Такое кредо "качество важнее количества" говорит о том, что будущее за немецкими фирмами, производящими высококачественные товары, такие как роскошные автомобили. Кроме того, Германия сохраняет преимущества в области зеленых технологий, в том числе, по ветровым турбинам и электролизерам.
Но это вряд ли компенсирует потери в других областях. Германия должна отказаться от своей одержимости промышленностью, считает Мориц Шуларик (Moritz Schularick) из Кильского института мировой экономики. Энергоемкие отрасли не развиваются уже два десятилетия. Автомобильная промышленность теряет рабочие места шесть лет, и изменения в обратную сторону маловероятны. "Долгие годы существовала уверенность в том, что мы лучшие, и вдруг все это закончилось", — говорит один высокопоставленный чиновник из ЕС.
Глубинные структурные силы вызывают изменения в промышленной модели Германии. Чтобы убедить немцев в возможности пойти другим путем, отказавшись от звания "чемпиона мира по экспорту", потребуются не месяцы, а годы. И даже попытка компенсировать спад торговли — это настоящий марафон. Несмотря на все усилия Германии, переговоры ЕС о свободной торговле с крупным южноамериканским торговым блоком МЕРКОСУР тянутся 25 лет. (Франция среди тех, кто против.)
Кому-то кажется, что есть более удобное средство вдохнуть новые силы в экономику: это реформа другой составляющей немецкой модели, которая больше не соответствует своему назначению. Речь идет о долговом тормозе, уникальном положении конституции Германии, согласно которому структурный дефицит бюджета федерального правительства ограничивается 0,35% ВВП. Долговой тормоз — это артефакт ушедшей эпохи, говорит Макс Крахе (Max Krahé) из берлинской исследовательской организации Dezernat Zukunft. В те времена Германия рассчитывала на дефицит других стран, который подбрасывал топливо в топку ее экономики. В сегодняшнем мире, где глобализация зашла в тупик, такая модель больше не работает.
Между тем, потребности Германии в государственных инвестициях (согласно одной широко известной оценке, они составляют 600 миллиардов евро на срок 10 лет) увеличились настолько, что их уже нельзя игнорировать. Более того, придется искать новые средства на оборону. В этом году Германия, наконец, вышла на натовский целевой показатель по военным расходам в 2% ВВП, но только благодаря специальному фонду, который скоро иссякнет. Скорее всего, понадобится еще больше расходов, чтобы умиротворить новую администрацию Трампа.
По этим причинам усиливается ощущение, что следующая коалиция, которую может возглавить лидер правоцентристского ХДС Фридрих Мерц, согласится на скромную реформу в вопросе долгового тормоза. (В феврале в Германии состоятся выборы после распада в этом месяце трехпартийной коалиции.) А если так, говорит Тордуар, инвестиционный бум в ближайшей перспективе поможет возместить потери от экспорта. Если все сделать хорошо и правильно, инвестиции в образование, где Германия отстает от других равных ей стран, и в инфраструктуру помогут увеличить ее долгосрочные темпы роста. Существует множество идей, как проводить реформы. Среди них увеличение разрешенного дефицита (или замена долгового тормоза более общими руководящими принципами), освобождение государственных инвестиций от лимитов заимствования или создание внебюджетных фондов для инфраструктуры и обороны.
Но все это, как и поправки в конституцию, требует большинства в две трети голосов в обеих палатах парламента. И есть все шансы, что партии-спойлеры ультралевого и ультраправого толка после выборов наберут блокирующее меньшинство в одну треть в новом составе бундестага. Поэтому правящие социал-демократы попросили Мерца поддержать реформы уже сейчас, поскольку это даст выступающим за реформы партиям необходимое число голосов. Мерц пока отказывается.
Руководитель берлинского Института глобальной государственной политики Торстен Беннер (Thorsten Benner) говорит, что Германия отошла от "мягкого оптимизма" Ангелы Меркель и попала в "западню мрака и уныния", где недееспособная политика, ограничения долгового тормоза, чрезмерная бюрократизация и недоверие в обществе соединяются и усиливают друг друга. Беннер надеется, что новое правительство сумеет сыграть роль "автомата защиты".
Это вполне вероятно. Настроение в Германии сегодня настолько подавленное и унылое, даже по сравнению с периодом полугодичной давности, что очень многие считают глубокие перемены неизбежными. В такой атмосфере начнет свою работу новое коалиционное правительство, способное пойти на "большую сделку", в рамках которой Мерц согласится на изменение правил долгового тормоза, если его партнеры дадут согласие на налоговые сокращения и реформу системы социального обеспечения. Но в этом кроется мрачная ирония для парламентской арифметики, если бундестаг будет препятствовать переменам как раз в тот момент, когда звезды им благоприятствуют.
